Сергей Алексеев - Волчья хватка. Волчья хватка‑2 (сборник)

А до последней ступеньки лестницы уже было не допрыгнуть…

Он часто останавливался, прислушивался и звал Молчуна, однако монотонно шумящий в кронах ветер гасил все звуки и отчётливо доносился лишь стрекот сороки, незримо порхающей где-то сбоку.

Словно утвердившись наконец-то в реальности, Ражный остановился и осмотрелся, дабы утвердиться в пространстве, но зимние сумерки, придавленные сверху тучами, сгустилась настолько, что деревья и предметы начали терять свои очертания, а болотины и холмы стали казаться незнакомыми. Он неожиданно усомнился, в ту ли сторону идёт, поскольку вообще утратил способность к ориентации и, напрочь заземлённый тяжкими мыслями, не мог вскинуть крыльев своих чувств и шёл, распустив их, как линяющий глухарь.

Впереди вдруг посветлело — кажется, открытое пространство, безлесная плешина на холме, откуда можно осмотреться и сориентироваться. Он выбежал на середину поляны, очень похожей на ту, где устраивали ристалище, и тотчас понял, что никогда здесь не бывал.

Закрутили лешие…

Он вернулся своим следом в лес и долго, исступлённо шёл, пока в сумерках не потерял и его. Ощущая себя волком в окладе, Ражный остановился, прислонившись к дереву, и в это время услышал голос Молчуна. Вернее, принял за него долгий, тоскующий крик, никак не похожий на волчий, да и на человеческий тоже. Ветер набирал силу и уже трепал верхушки елей, старый лес скрипел, трещал, и точно определить направление было невозможно, и тогда Ражный крикнул сам:

— Молчун!..

Где-то рядом, с костяным щёлканьем и последним облегчённым вздохом, рухнуло сухостойное дерево, с шумом слетела заснувшая в кроне крупная птица, и когда все эти резкие звуки растворились на фоне монотонно загудевшего леса, послышался распевный и какой-то бессловесный речитатив молитвы. Перебежками, то и дело натыкаясь на деревья, цепляясь полами распахнутого тулупа, Ражный побежал на него, но показавшийся близким голос стал отдаляться, будто заманивая куда-то в ночную смешанную со снегом темень.

— Молчун!? Молчун!!

Краем сознания Ражный отмечал все то, что мог видеть или чувствовать под ногами — зараставшие вырубки, завалы буреломника, шпалы узкоколейки, перинно-мягкие мхи под сугробами; зовущий, молитвенный распев в тот час всецело захватил разум и единственный казался спасительным, указующим путь, как Глас Божий, когда не нужно парить нетопырём, высматривая дорогу, или думать, в какую сторону идти…

Он бежал на голос, пока с разгона не наткнулся на камень, застрявший между сосен. И в тот же миг узрел впереди широкий просвет — ристалище!

Ну теперь-то все, ориентир есть!..

Уже неторопким шагом он вышел на опушку и только сейчас, совсем рядом, увидел бренку, стоявшего у края ристалища. Опираясь на посох, он озирал своим бесцветным взглядом истоптанный, окровавленный снег…

А рядом с ним, прижавшись по-собачьи к ноге, сидел волк!

Помедлив секунду, Ражный приблизился к нему, окликнул тихо:

— Молчун?

Волк не шелохнулся. Единственный живой глаз рыскал по ристалищу. Бренка обернулся на голос и снова уставился на место схватки. Будучи сам в прошлом поединщиком, он наверняка сразу все понял, и скрывать какие-либо следы не имело смысла, тем паче как-то оправдываться.

— Молчун? — громче позвал Ражный.

Волк насторожил уши, но не на его голос, а угадал следующее движение бренки. Скрипящей заторможенной походкой старец прошёлся по выбитой до земли поляне, постоял возле кровавых следов — Молчун неотступно следовал за ним, словно привязанный к ноге.

— Другого места не нашли, — проворчал бренка. — Всю мою поляну испохабили. Я тут на солнце грелся… Где камень?

— Скатился…

— Теперь и присесть негде…

— Откуда у тебя волк? — спросил Ражный.

— Твой, что ли?

Молчун присел возле старца и опустил голову.

— Да он вольный… Ничей.

— Прибился и ходит, — проскрипел бренка, — жмётся ко мне… Кто его молиться научил?

— Не знаю… Давно прибился?

— А вместе с тобой, — не сразу проронил старец и замолчал.

— Я ухожу в свою вотчину, — сказал Ражный. — Пойдём со мной, Молчун?

Волк посмотрел на него пустой, заросшей шерстью глазницей и отвернулся.

— Пусть идёт, я не держу, — бренка опёрся на посох и тоже превратился в изваяние. — Я никого не держу…

Ражный постоял и побрёл своим утренним следом…

Избранная и названая, как и подобает невесте аракса, ждала его у окна с догорающей свечой, хотя давно уже было светло.

Рядом стояла медная чаша, вровень с краями наполненная водой…

Ожидающие араксов жены, независимо, с победой или поражением пришёл муж с ристалища, обычно выбегали навстречу, дабы разделить с ним радость или горечь; невестам этого не полагалось, ибо они не знали ещё, кого ждать после поединка, тем паче турнирного. Могло получиться и так, что на заимку пришёл бы Сыч с её плащом, но у Дарьи и в этом случае оставался выбор — признать наречённого за жениха или вновь обратиться в кукушку…

Она не скрывала радости, когда Ражный не спеша раскрутил пояс бродяги и положил к её ногам.

— Я молилась за тебя, — избранная и названая подняла добычу и, опоясавшись, прислонилась к его груди. — И все видела на воде…

— Сейчас мы уйдём из Вещерских лесов, — сообщил Ражный. — И никто не посмеет осудить нас.

Она как-то обессиленно присела к окну, и наконец-то угасла свеча ожидания…

13

Розыском сбежавшего Твистера занималось ФСБ с привлечением местной милиции, роты ДПС, вызванной из области для контроля за дорогами, и батальона краповых беретов внутренних войск, которых бросили прочёсывать территорию в пять тысяч квадратных километров. С самого начала этой войсковой операции стало понятно, что ничего полезного она не принесёт, поскольку сразу же выявилась полная дезорганизация. Ловили в потёмках и пугали в основном друг друга, но более всего одни мешали вторым, те третьим и все вместе, хорошо оснащённые радиосвязью, так забили эфир, что оставшийся в лесу Варан с группой выл от бессилия и негодования. Он вёл радиоперехват и ещё в день побега засёк четырехсекундную работу «чужого» космического телефона, использующего кодированную связь, — вероятно, ФБРовец доложил о выходе на оперативный простор. Даже без дешифровки его сообщения стало понятно, что побег — заранее спланированная операция, домашняя заготовка американца на тот случай, если останки Каймака найдут раньше, чем Твистер выполнит свою, пока что ему одному известную задачу. Тут бы замереть, затаиться и слушать, но руководство, и так перепуганное смертью борца за права человека, переполошилось, перестраховалось, как бы и этого гражданина США не пришлось потом добывать из-под земли, поэтому не принимало никаких доводов. Американцам пока не докладывали, что их засланный казачок исчез при странных обстоятельствах, но буквально на следующий день консул сделал официальный запрос — сообщить о местонахождении мистера Твистера.