Далия Трускиновская - Авось, прорвемся!

– И блины, и хрены!.. – повторял ошалевший Авось. – Кончился их срок! Федора! Ты смотри! Ерема! Ты гляди! Я все понял – как срок кончается, так и воплощение!

Слушать этого нечаянного победителя было выше моих сил.

– Ну и помойку же ты развел! – возмутилась я. – А убирать кто будет?!

– Да воплотились же, воплотились! – совсем сдурев от восторга и тыча пальцем вдаль, твердил Авось. – Смотри – и большие, и маленькие, и всякие…

– Тьфу на тебя!

– И пшеничные, и гречневые!..

Он имел в виду блины.

Федора, которая пряталась все время за колесом (насколько это вообще было возможно при ее габаритах), подошла к ступенькам. И уставилась на государя-надежу – мне сперва показалось, что с неслыханным уважением, а потом стало ясно, что с ужасом.

– Авосюшка! А как же мы отсюда выбираться-то станем?!?

Тот же вопрос был в глазах и у Еремы. Эта парочка, буквально выполнив мой приказ, замкнула бетономешалку в кольцо. И в кольце этом, возможно: уже насмерть окаменевшем, были частично замурованы блины…

– Прорвемся! – весело отвечал Авось. – Сейчас Фома явится – он все придумает!

– Когда он чего придумывал? – удивился Ерема. – Да он и бетона-то отродясь не видывал!

– Да не твой! Другой! НАШ ФОМА! – Авось так это произнес, с таким невероятным почтением, что прямо на душе полегчало. Тем более, не впервые я слышала это имя.

Стоя на ступеньке, я смотрела вдаль – туда, где раскинулся по холмам, между озером и рекой, освобожденный город. И с трудом осознавала, что вокруг него – освобожденное государство. Странно мне было – кто бы мог подумать, что разгильдяй Авось совершит настоящий подвиг?

Белый джип вылетел из-за поворота. Поскольку хренов в живых не осталось, это могли быть только наши! И точно – подъехав, насколько это было возможно, джип остановился, оттуда выскочили Кондратий и Фома-который-не-тот.

– Э-эй, на бетономешалке! – крикнул Кондратий. – Жить вы там собрались, что ли?

– Мы в ловушке! – отвечала я. – Вот явится Фома!.. А что в городе?!.

– То же самое! Нелегкая от целого взвода отбивалась – он на нее и рухнул! Сидит сейчас, чистится! Кривая на автокране застряла! Ничего – там уже полно наших! Из всех щелей лезут! И все идут сюда! Ты приготовься, надежа-государь! Тебе речь держать!

– Какую речь? – не сразу сообразил Авось.

– К своему народу! Ты уж народишко-то не обижай! – в голосе Кондратия было какое-то загадочное глумление.

Увы, со своей ступеньки я не видела шоссе, ведущее от города, по всей его длине, а только тот кусочек, который от поворота. Если бы видела – по воздуху бы перенеслась в лес и там схоронилась.

Первыми выскочили, задрав хвосты, веселые телята. К счастью, до непроходимого кольца не добежали – а кинулись щипать на лугу первую травку.

– Куды!.. Я вас туды не гнал! – кинулся сбивать их в кучу бородатый дядька, надо полагать, Макар. – Иван! Помоги! Иван! Хворостину бери! Иван, справа заходи! В лес же уйдут! Иван! Слева забегай!

Иванов оказалось человек сорок – тех самых, родства не помнящих. Они принялись гоняться за телятами, перекликаясь пронзительно, а из-за поворота показалась толпа бедно одетого народа и, протянув вперед руки, устремилась к бетономешалке.

– Надежа-госуда-а-а-а-арь!!! Исполать! Раскудрить! Гой еси! Ныне и присно!..

– Егорушка! – завопила вдруг Федора. – Егорушка, здесь я!

И чуть было не кинулась прямо в блинное болото.

– Стой ты, дура! – удержал Ерема. – Сам явится! Все же испортишь!

И, став одной ногой на ступеньку, шепнул мне на ухо:

– Не идет Федора за Егора, а Федора идет – так Егор не берет…

– Государь-надежа-а-а-а!!! – вопили все эти воплощенные Иваны, Степаны, Федоты, Устиньи, Улиты, Ерошки, Яковы, Фетиньи, Акулины. Я узнала в толпе даже Прокопа и подивилась – где же он, предатель, болтался все эти дни? Напрасно Авось махал им рукой – они от радости совсем умом тронулись. Кондратий с Фомой-не-тем проехали на белом джипе чуть подальше и с интересом наблюдали за народным восторгом.

Вскорости прибыл и автокран с Кривой и Нелегкой, подрулил «мерс», из которого вышли растерянные, но пытающиеся сохранить лицо, Маша с Емелей.

Но государь никак не мог соединиться с верноподданными – мешало блинно-хреновое кольцо. Он только озирал их сверху, словно бы считал по головам.

– А Фома где?! – завопил вдруг Авось. – Фомы нет! Погодите, ребята, придет Фома – он все придумает!

И, приложив руки рупором ко рту принялся его звать. Я же руками показывала – мол, поддержите, мерзавцы, государя-надежу!

– Фо-ма! Фо-ма! – гремело над лугом и лесом. Пожалуй, что и до города долетало.

– Без Фомы уж и не знаю, как быть, – шепнул мне Авось и опять завопил как резаный. На особо пронзительном крике он закашлялся. Ерема, все еще висящий на ступеньке, похлопал его между лопаток, от чего Авось едва не сковырнулся наземь. И это все видели.

Тогда только наступило благословенное молчание.

Авось озирал с высоты свое притихшее воинство, а я осторожно толкнула Ерему локтем в бок и указала глазами на онемевшего оратора, а потом – и на остальных.

– Ждут Фому, чают – быть уму, – шепнул в ответ Ерема с трепетным уважением в голосе. Очевидно, и он, как Авось, надеялся, что явится некто, способный ответить на все вопросы и указать дальшейший путь.

– Идет, идет!..

Сколько восторга было в голосах! И некоторые даже поспешили назад, к повороту – навстречу Фоме. Как выяснилось, правильно сделали: он умаялся, и его пришлось вести к блиннл-хреновому кольцу под руки.

Когда Фома явился на видном месте, иные от неожиданности откровенно шарахнулись. И я тоже шарахнулась. А что еще непроизвольно сотворишь, увидев мелкого дедка в белой до пят рубахе и с подвязанной белым же платочком нижней челюстью? Покойник же, блин!

Поминать вслух блин я, конечно, не стала, иначе на меня бы он сверху и шлепнулся. Заклинание воплощения Авось еще не отменил и не собирался.

– Страшный Суд, что ли, настал? – прошамкал дедок, когда его от платка избавили. – Ну, простите, люди добрые, коли в чем перед кем согрешил!

И попытался преклонить колени.

Ему, конечно же, помешали.

– Да что ты, Фома?! – закричал Авось. – Опомнись! Ты нам всем сейчас очень нужен! Без тебя – никак!

– Ась?..

– Что нам теперь делать, Фома?! Придумай!

– Че-е-е —?..

Умный Фома, очевидно, никак не мог расстаться со старческим маразмом.

А ведь решить ему нужно было немало: как жить дальше, чем заполнить пустоту, оставшуюся после оккупантов, да и прежде всего – какими средствами убрать блинно-хреновое кольцо и соединить государя-надежу с его истосковавшимся воплощенным народом?