Далия Трускиновская - Авось, прорвемся!

Если описывать в подробностях, как мы искали Нелегкую с Кривой, как сцепились с патрулем, как пропала Федора и как мы добывали ее из витрины свадебного салона, как я догадалась наконец повторить заклинание, вызвавшее из многолетнего сна Нелегкую… Ну, бурная ночка выдалась, что и говорить!

И так ясно, что мы в конце концов стянули на себя весь воинский контингент оккупантов…

Доблестный наш путь (путь отступления, который наши мужчины назвали выходом из окружения, но мы-то понимали, что к чему) привел нас на окраину, к заброшенным заводским корпусам. И тут возникло два одинаково скверных варианта. Первый – спрятаться в корпусах, где не то что восемь персон – восемь дивизий не сразу найдешь. Второй – вообще уходить из города. Ну его, в самом деле!

Если этот город и это государство отупели до такой степени, что блины с хренами – все, что им требуется для комфорта, то не пора ли оставить их в покое? Такое предложение выдвинул Кондратий, не расстававшийся с тетрадкой и всякую свободную минуту посвящавший английскому языку.

– Но какой еще стране мы нужны?! – патетически спросил Авось.

– Ты бы раньше об этом задумался, надежа-государь! – налетели на него Фома с Еремой. Нелегкая гаркнула, Федора тоже веское слово сказала – и доблестное антиблинное воинство сцепилось самым пошлым образом.

Я вмешиваться не стала. В конце концов, мне даже Авось на самом деле не нужен. Я ведь его почти не поминала всуе, пока не проснулась на той горке. И Федора, и даже Кондратий – все они для меня были этакими спящими красавцами и красавицами. Ну, разбудила… Но если они действительно никому сегодня не нужны?

А завтра?..

Может, Авось все-таки прав и нужно возрождать забытое? По крайней мере, в этом благородном безумии больше достоинства, чем в пошлой эмиграции.

Ну, в общем, вмешалась.

– Ты действительно так считаешь? – спросил Кондратий и посмотрел на Авося. Потом – опять на меня, потом – опять на Авося. Чтоб я сдох – он ревновал! Ему втемяшилось в дурную башку, будто я поддерживаю надежу-государя на из разумных соображений, а от слепой, глухой и безмозглой страсти.

– Но если этого не сделать сейчас, когда хоть я одна помню формулы и могу их произнести так, как полагается, то мы потеряем наших развоплощенных навеки!

Кондратий хотел было что-то этакое ответить, но тут со всех сторон загудело, зарычало, и редкой хреновости бас загромыхал:

– Сдавайтесь, вы окружены, блин! Выходи, на хрен, по одному!

– О-кей! – заорали со всех сторон.

Авось рухнул, как подкошенный.

– Доигрались, – сказал Кондратий.

– Что – окружены? Что – окружены?!. – закричали сгоряча Фома с Еремой. – Мы сейчас как попрячемся!.. Черта ли нас отсюда выковыряешь…

И тут оба почувствовали-таки зуд. Резко умолкнув, упрямые приятели стали себя ощупывать.

– Еще пара залпов – и меня тоже проймет, – буркнул Кондратий. – А ведь они еще орудий главного калибра в ход не пускали. Разбегаемся, братцы. Хоть кто-то уцелеет. Они же не знают, сколько нас тут.

– А где соберемся?

– На горку пробиваться надо, – сообразила Федора. – Там сильное место! Если все мы там соберемся – может, что и получится!

Она была права – не зря же блины с хренами вместо того, чтобы взять горку штурмом и уничтожить на ней всю этнографию, бродят патрулями вокруг да около.

– Попарно, – добавила я, потому что как иначе разделить поровну восемь персон? Фома с Еремой, я с Кондратием, а Авось пусть уж выбирает между Кривой и Нелегкой с их нежностями и Федорой, которая с ним нянькаться не станет.

Окружившие территорию блины не дождались нашего выхода с поднятыми руками и без предупреждения пошли на штурм. Мы узнали об этом по характерному свисту, который словно навалился сверху и едва не разорвал нам барабанных перепонок.

– Ложись! – крикнул Кондратий.

– Что это? – обалдело заорала Федора.

– Прикол! – с тем я и бросилась наземь.

Взрывом нас раскидало. Меня, поскольку успела залечь, прокатило, как рулон обоев, причем я собрала на себя немало грязи. Вот ведь шутили мы – приколись да приколись! – а он, сволочь, оказывается, почище артиллерийского снаряда.

Я вскочила на четвереньки, но никого и ничего из-за поднявшейся пыли не увидела. Тут уж не то что попарно – в одиночку удирать надо, подумала я, и, в конце концов, не все еще потеряно! Кондратия голыми руками не возьмешь. Нелегкая тоже за себя постоит…

Но, в отличие от воплощенной команды, я знала одну важную вещь. Я знала, что такое промышленность. Любую фабрику, любой завод можно обносить трехметровым двойным забором и пропускать по нему ток, ставить полк охраны, барражировать сверху вертолетами и бомбардировщиками, и все же в заборе будет вполне комфортабельная дыра, о которой известно всему коллективу, от директора до уборщицы. Ну и несколько не таких комфортабельных. Главное – их отыскать…

Вместо того, чтобы удирать от блинно-хренового десанта, который со всех сторон уже сыпался через высоченное ограждение на территорию, я поспешила ему навстречу. Это было несложно – предприятий сдохло в разгар строительства нового цеха, и я перебегала от одной бетонной плиты, торчащей ребром, к другой. Пронестись же вдоль забора было вовсе плевым делом. Я только съеживалась, когда сверху попарно пролетали тяжелые солдатские шнурованные башмаки.

Наконец попался такой отрезок забора, где никто не сыпался сверху, и в нем-то, заросшем кустами, нашлась долгожданная щель. Я протиснулась в нее без всяких угрызений совести – и Кондратий, и прочие мои соратники там бы попросту застряли. Все – кроме Авося…

И тут же выяснилось, почему с этой стороны территорию не штурмовали. Там был заболоченный луг. А о том, что вдоль самой стенки вела узенькая тропочка, оккупанты, естественно, не подозревали.

Тропочка была хитренькая – выводила к роще, а потом к шоссейке, где в добрые старые времена была автобусная остановка. От нее даже остался столб. Я удивилась – кому мешал автобусный маршрут? Стала соображать. И вдруг меня осенило – да ведь этот маршрут пролегал поблизости от нашей горки! Вот почему оккупанты его отменили! Понять бы еще, с какой стороны эта самая горка…

Я пошла наугад и вышла к перекрестку. Хорошо, что кроссовки у меня бесшумные – не то бы как раз напоролась на пост. Это был тот самый пост, через который прорвался Авось – ближний к городу и последний из трех, если считать от горки.

Я сошла с асфальта и поняла, что совершила ошибку. Почва так и норовила чавкнуть у меня под ногами. Решив, что если двигаться очень медленно, то удастся избежать шума, я сделала первый шаг, очень долго погружала кроссовку в грязево и еще дольше ее там устанавливала. Второй, третий и даже четвертый шаги состоялись благополучно, и я обнаглела.