Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

— Ваша ненасытность помогла мне найти ее, — произнес Анаиэль, и ветер прочертил сапфировые полосы в воздухе, описывающие расцветшие лилии в полукруге, что свистящими ударами сильнейших мечей прорезали пространство, подорвав основание огромного сооружения, и столпы песка вырвались на свободу, как вулканическая магма, сдерживаемая столетиями под оковами камня, поглощая в себя разрушенный ветряными лезвиями дворец. Темно-каштановые волосы разметались от волновых вихрей, расплетая тугую косу и сцепляя золотые украшения, удерживающую тяжелые пряди, сметая с плеч дряхлую накидку, унося ее с собой в глубины песка. Анаиэль безмолвный и равнодушный к погибающим под песчаными волнами знаниям и призракам, после недолгого созерцания продолжил путь вперед, теснее прижимая к себе драгоценную ношу, слушая эхо разбитых изгородей и колонн, осыпавшихся на землю разбитых и некогда высившихся рдяно-красных шпилей. Следы его сандалий отпечатались на белом песке, тянущиеся к вышине золотые кроны жакарды с рубиновыми лепестками, впитывали отражение его мужественно-красивого лица, и тишина глубокого голубого неба, как высохшее соленое озеро, накрывала стольный град, застывшей в своем неподвижном величии — и виртуозные золоченые надписи на высоких стенах, и бриллиантовые завитушки кипариса на изумрудных мечетях, и черные зерцала масок, что вглядывались в мир из бассейнов прозрачно-светлых вод. И все же жизнь билась в этих землях, заклейменных словами зла и скорби, крови и слез. Он чувствовал это через пульсацию в жилах, когда вслушивался в гробовое затишье, через горячность опускающегося к горизонту солнца, через удары стойкого сердца.

Возле врат снаружи, прислонившись головой к разрушенному парапету каменного моста, восседал Таор. Трудно было представить себе этого гигантского воина, что мог справиться голыми руками с шестью сильнейшими оруженосцами Империи обессиленным и неспособным к движению. Глаза его были исполнены страданием, и он едва мог дышать, тело его было в поту и огне, и лишь мужество и сила воли, укрепленные в самых страшных и долгих сражениях, давали ему силу, чтобы молчать, прикусывая грубые губы зубами, болью возвращаясь из пелены мерной тишины, в которую его сбивали слепота зрения и глухота слуха.

Таор медленно повернул голову к подошедшему к нему Анаиэлю, осторожно укладывающего девушка на расстеленные львиные шкуры, и с горьким смехом прошептал:

— Красавица опять уснула?

Анаиэль старался не смотреть в лицо своему спутнику, по правому предплечью которого ползли к плечам и ключицам гнойные извилистые тропинки, стремящиеся к мощной шее и лицу, соединяясь с венами под кожей. Рука начинала разлагаться изнутри, и болезненные красные пятна покрывали остальную часть тела, совсем скоро Таор начнет задыхаться, а внутренности сжиматься и окисляться. Он присел на корточки, чуть сморщив нос от отвратительного запаха белых гнойных ран, лопающихся при каждом трепете руки, с выступающими наружу растягивающими сукровичными выделениями. И примерно секунду наблюдая, как разрывается новая полоса ядовитых клейм, посмотрел на Таора.

— Если все так, как я полагаю, — с трудом ворочая языком, говорил Таор, и Анаиль заметил толику сарказма в его слабом голосе, — то лучше расскажите честно, Первый Господин. Я с достоинством приму свою погибель, ведь я смог защитить Вас.

— Ты не умрешь, — просто и твердо сказал Анаиэль, снимая с длинных и ухоженных пальцев золотые кольца с геральдическими символами своего дома. — Но мне придется отрезать тебе правую кисть, — он бросил взгляд на тающие в сумерках корабли, погребенные под высокими раскаленными, багровыми холмами, выстроившуюся в ряд флотилию фрегатов. — Когда мы вернемся в столицу, я обещаю, что достану лучшую зеленую сыворотку и предоставлю свободу на несколько ночей с лучшими дочерьми вельмож Императора. Кажется, ты как-то упоминал, что тебе нравится младшая дочь благородного семейства Иллириса, — спокойно продолжал разговор мужчина, подув на начертания колец, что раскрыли самоцветные каменья, и со дна которых он достал три тонких прозрачных лески, что были тоньше паутиной вязи. Серебристые нити стали горячими и твердыми, как алмаз, засияв кристальными отсветами в лучах бархатного сияния захода.

— К чему ей такой грязный и огромный мужчина, как я, — выдохнул он, сжигаемый звуками натянувшихся игл и запахом азота. — Она может подыскать себе более привлекательного и достойного по положению человека, — шептал Таор, вглядываясь в расплавленное злато уходящего дня, — который сможет вместе с ней по вечерам у камина читать и ходить на утренние мессы в храмы, поклоняясь Янусу, слушая лучших арфистов у святых источников и смазывать чело шалфеем после покаяния служителям храма.

Анаиэль усмехнулся краешками своих чувственных губ, когда открыл бутыль с раствором, сбрызгивая несколько крупных капель на песок, которые обратились в кованные платиновые наручники, оцепившие локоть и предплечье:

— Почему же ты так уверен, что она не обратит свое внимание на такого статного воина и мученика родных земель?

Таор закатил глаза, коря себя за развязный язык и презирая накатившую сонливость и тяжесть дыхания, и с силой выталкивая из себя каждое слово, пробормотал сквозь сжатые губы:

— Я такой же изгнанник, как и Вы, мой добрый Господин. И я лучше приму смерть от рук темных отпрысков, что создают павильоны для пиршества, омывая их человеческой кровью, или навсегда лишусь конечности, нежели решусь отдать Вас под суд столицы и надзор батюшки и старшего брата, которые отвернулись от родной крови. Он услышал резной звук, когда сошлись звенья на стеклянных орудиях, и, посмотрев с отчаянным нетерпением на зубчатые кинжальные наросты на пальцах его господина, готов был завыть от страха, сведшего жилы.

— Ненавижу, когда ты достаешь эти лезвия, — признался Таор, отворачиваясь и припадая лбом к палящему камню, но ему почему-то думалось, что жар сможет помочь вынести последующую боль, а бездонная темнота, сгущающаяся по краям глаз, сможет унести его туда, где находились светлые лесистые местности, лоснящиеся блекло-малахитовые заводи Османской Империи. Там, где под аллеей цветущими сиреневыми лепестками глицинией проплывали кремовые ладьи с высокими волнистыми носами, на которых красовались халцедоновые светильники, зажигающиеся в вечерние часы, вдоль водных улиц, где юные девушки слагали стихотворные песнопения и гласили молитвенные речи, играя на стеклянных цитрах.

— Ты сильный, Таор, — сказал Анаиэль, и тогда воин с телом титана, чьи руки перевивались мускулами, как и сильные длинные ноги, изогнулся дугой, когда леденящая стужа игл коснулась его палящей кожи, и он увидел за гранью боли, как расходится сияние звезд под его криком и расталкивается лилово-рыжий окрас плывущего неба. — Докажи мне, что ты достоин быть моим эмиссаром и прислужником.