Люциус Шепард - Красавица дочь добытчика чешуи
Он стоял у входа в пещеру, одетый точно так же, как в ночь их встречи, — атласный сюртук, рубашка с брыжами, рейтузы, трость с золотым набалдашником. Когда Кэтрин приблизилась, на его морщинистом лице заиграла улыбка, и он кивнул, как будто одобряя ее возрождение.
— Не ожидала встретить меня? — спросил он.
— Я… не знаю, — пробормотала она. — Там, в горле… был ты?
— К твоим услугам, — заявил он и поклонился. — Когда все успокоилось, я велел филиям отнести тебя сюда. Вернее, я исполнил повеление Гриауля. Ты заглядывала в карман рубашки?
— Да.
— Значит, камушки нашла? Хорошо, хорошо.
— Мне показалось, я видела тебя, — произнесла она после паузы. Несколько лет назад.
— Разумеется. Вернувшись к жизни, — он взмахом руки указал на пещеру, я понял, что отныне ты обойдешься без меня. Мое присутствие было бы для тебя помехой, так что я спрятался среди филиев и коротал дни в их обществе, зная, что когда-нибудь тебе понадобится моя помощь. — Он прищурился. — Тебя что-то тревожит?
— Я не в состоянии всего этого постичь, — произнесла она. — Мне представляется, я стала совсем другой.
— Разве? — спросил он. — Ты ощущаешь себя другой, а что в действительности? — Он взял ее за руку и повел прочь от колонии. — Ты привыкнешь, Кэтрин, уверяю тебя. Твои чувства мне знакомы, я сам испытал их при первом пробуждении. — Он развел руки в стороны, как бы приглашая ее обследовать его. — Ну что, по-твоему, я не тот старый глупец, которого ты знала?
— Вроде тот, — ответила она сдержанно и, помолчав, спросила: — Филии… они тоже?..
— Возрождение даровано только избранным. Филии же получают иное вознаграждение, суть которого мне не известна.
— Ты называешь это вознаграждением? Выходит, быть игрушкой Гриауля награда? Тогда скажи, что мне еще предстоит? Может, я должна установить, когда он собирается опорожнить кишечник?
— Еще? — Молдри остановился и нахмурился. — Ты вольна в своих поступках, Кэтрин. Я догадывался, что ты хочешь уйти, но решать, разумеется, тебе. На те самоцветы, которые я тебе дал, ты сможешь жить, как только пожелаешь.
— Я могу уйти?
— Совершенно верно. Ты осуществила свое предназначение, и тебя отпускают. Ну как, ты идешь?
Язык не повиновался Кэтрин, поэтому она просто кивнула.
— Что же. — Молдри снова взял ее за руку. — Тогда тронулись.
Они миновали пещеру, за которой располагалось горло дракона, и вышли в него, и всю дорогу Кэтрин чувствовала себя так, как человек (если верить молве), которого приговорили к смерти: перед ее мысленным взором пронеслась вся ее долгая жизнь внутри дракона, побеги, исследования, охотничьи экспедиции, Джон и то, что было с ним связано, нескончаемые часы у сердца Гриауля… Она и впрямь ощущала себя осужденной на смерть, ибо ей мнилось, что жизнь вне Гриауля будет для нее разновидностью загробного существования, настолько она от нее отвыкла. Кэтрин с изумлением осознала, что возвращение в мир людей пугает ее, что то, к чему она так стремилась, сейчас таит угрозу, а ненавистный дракон представляется единственным надежным убежищем. Она не раз подумывала о том, чтобы повернуть вспять, но обуздывала страх. Однако когда они с Молдри достигли пасти и двинулись по тропинке сквозь заросли кустарника, она едва не ударилась в панику. Солнечный свет, который какие-то месяцы назад зачаровывал ее, теперь слепил глаза и как будто гнал обратно в тускло-золотистое сияние, исходившее от кровеносных сосудов Гриауля. Поблизости от губы, очутившись в тени клыка, Кэтрин вдруг почувствовала озноб и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться.
Молдри пристально посмотрел на нее и подтолкнул локтем.
— Что с тобой? — спросил он. — Тебе страшно?
— Да, — ответила она. — Может…
— Не глупи, — буркнул он. — Стоит тебе уйти отсюда, как все образуется. — Он наклонил голову и поглядел на заходящее солнце. — Тебе следует поторопиться, ибо скоро стемнеет. Вряд ли кто-то причинит тебе зло, но от греха подальше… Ведь ты уже исполнила то, чего хотел Гриауль. Ну так ступай.
— А ты со мной не идешь?
— Я? — Молдри хмыкнул. — А что мне там делать? Я старик, у меня свои привычки, переучиваться мне поздно. Я остаюсь с филиями. Откровенно говоря, за те годы, что провел с ними, я и сам стал наполовину филием. Но ты молода, перед тобой вся жизнь. Слушайся меня, девочка. Иди, нечего тебе тут оставаться.
Она сделала два шага по направлению к губе и остановилась. Ей жаль было расставаться с Молдри. Хотя ничего похожего на родственные чувства между ними никогда не возникало, он был для нее почти отцом. И тут она вспомнила своего настоящего отца, давным-давно позабытого и незримо далекого, и это воспоминание разбудило в ней память обо всем, что она когда-то потеряла, обо всем, что ей суждено обрести заново. Поступь ее сделалась тверже; из-за спины раздался голос Молдри.
— Молодец! — крикнул старик. — Иди, все будет в порядке! Бояться тебе нечего, по крайней мере пока. Счастливо!
Она оглянулась, помахала ему рукой и рассмеялась, ибо вид у Молдри был чрезвычайно комичный: невысокий, в пышных лохмотьях, он прыгал в грандиозной тени драконьего клыка и потрясал над головой своей тростью. Кэтрин вышла на солнце, и лучи светила обогрели ее, обдали теплом, разом уничтожив холод, затаившийся в ее костях и мыслях.
— Счастливо! — кричал Молдри. — Счастливо! Не грусти! Ты взяла с собой все, что было для тебя важно. Подумай лучше о том, что ты расскажешь людям. Подумай о том, какой прием тебя ожидает. Они умрут от зависти! Расскажи им про Гриауля! Расскажи, что он такое, поведай обо всем, что видела и узнала, поделись с ними своим Приключением!
6
Возвращение в Хэнгтаун было с известной точки зрения куда более волнующим, чем проникновение в дракона. Кэтрин предполагала, что городок изменился, что он, подобно ей самой, мало чем напоминает прежний. Однако, очнувшись на окраине, она увидела те же развалюхи на замусоренных берегах озера, те же хилые дымки из жестяных труб, ту же мрачную тень лобного выступа, те же заросли боярышника и черемухи и бурую грязь на улицах. Перед одной из хижин сидели на плетеных стульях трое пожилых мужчин, они курили трубки и беззастенчиво глазели на Кэтрин. В общем и целом Хэнгтаун выглядел так же, как и десять лет назад, и словно подтверждал своим обликом, что годы заключения в драконе, смерть и воскрешение имели значение только для самой Кэтрин. Она вовсе не претендовала на то, чтобы заинтересовать и разжалобить горожан историей своих страданий, однако при мысли о том, что ее мучения прошли для мира незамеченными, она ощутила нарастающую ярость. Кэтрин разозлилась — и испугалась. Испугалась того, что, стоит ей войти в городок, некое волшебство перенесет ее во времени и вернет в прошлую жизнь. Наконец она справилась с собой, подошла к курильщикам и пожелала им доброго утра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});