Ольга Шумилова - Монеты на твоей ладони

– Не. Смей. На. Меня. Орать, – очень раздельно, очень холодно. Бешеное спокойствие.

– Ты не имеешь здесь никаких прав! И права просить – в первую очередь.

– Я не прошу, а требую, если ты не еще этого понял. В политике не ищут ни истины, ни справедливости, но ради Арленна сделают исключение. Еще не поздно исправить мое тогдашнее упущение. Совет вот-вот начнется. И я на него успею!

– Шантаж? – сощурился комендант, – Меня?…

– Шантаж, – отрезала женщина, – Для тебя – самый подходящий метод.

– Я сказал, убирайся! – глухое рычание доведенного до белого каления вампира эхом прокатилось под потолком. – Посмотрим, что ты запоешь, когда на тебя накинется вся охрана!

– Дурак! С меня станется поднять болота и долбануть ими по твоей идиотской башке!

– Не посмеешь!

– Я?! – она впилась в его таким взглядом…злым, насмешливым. Страшным. Тихо и отчетливо проговорила:

– Посмею.

Стало так тихо, что одно мое неловкое движение превратилось в грохот. Они оба повернулись ко мне. Я замер. Сейчас они поймут, сколько при мне натрепали, и… Женщина смерила меня взглядом и уже спокойно сказала:

– Я его забираю.

Вампир дернулся, собираясь возразить, но она предупреждающе подняла руку и сузила глаза:

– Ты не понял. Я. Его. Забираю. Точка.

Комендант ничего не ответил, но взгляд сказал намного больше. Его соперница ответила тем же. Они просто смотрели друг другу в глаза, но мне показалось, что именно сейчас – не на словах, а на взглядах, решается спор. Жгучая ненависть и огромное напряжение ощущалось почти материально. Понять, кто победит, было невозможно – уж слишком они были одинаковые. Глаза у обоих горели, руки синхронно сжимались в кулаки. Вампир дернул головой и оскалился, она зашипела, и из-под верхней губы показались клыки, удлиняющиеся с каждой секундой. А в глазах… Я стоял напротив и все прекрасно видел, но сначала не поверил. В глазах разгорался огонь. Не красные отсветы, не красные зрачки или радужка. Настоящие языки огня – в буквальном смысле горящие глаза. Я видел, как огонь взметнулся выше, и мерцающие язычки заплясали по всей радужке, а потом перетекли светящимся ореолом вокруг головы, постепенно окутывающим все тело. В этих глазах была такая ненависть, такая ярость, такое желание уничтожить, что мне стало страшно. Очень страшно. Вот они – демоны, в которых уже давно не верят. Я безотчетно пятился, пока не уперся спиной в стену. Казалось, они сейчас вцепятся друг другу в глотки. Глаза демона полыхнули особенно ярко и вампир сдался. Демоница притушила пламя – будто крылья сложила. Только в глубине глаз остались тлеющие угольки.

Она повернулась ко мне, уже совершенно спокойная и сказала:

– Пошли.

Под ее взглядом я вжался в стену и не сдвинулся с места. Сам я за демоном не пойду не за какие коврижки – нигде потом гореть не охота, знаете ли. Она нахмурилась и раздраженно бросила:

– Ну пошли же, что стоишь?

Я молчал. В голове вертелся только один вопрос: «Что делать?!». Она нетерпеливо взмахнула рукой и подошла сама. Бесцеремонно схватила за плечо и поволокла за собой. Я не удержался на ногах и чуть не упал, но меня рывком и без видимых усилий подняли над полом и поставили на ноги. А ведь вешу я не так уж и мало. Я с унынием понял, что в рукопашной с ней не имею никаких шансов. Поэтому только ойкнул и, еле переставляя ноги, поплелся за демоницей. Уже в дверях вампир зло бросил ей вдогонку:

– Die verfluchte Wolfin!1 (нем. – проклятая волчица) На секунду она застыла. Теперь ударили по лицу ее. Обмен словесными пощечинами состоялся. Друзья заклятые, что б им…

Я замешкался на пороге, и был тут же приведен в чувство резким рывком. Я вылетел в темноватый коридор и успел увидеть, как охрана вскочила на ноги. Нас проводили странными взглядами. Меня дотащили почти до угла, когда взгляд мельком выхватил из-за спин охранников одну странную вещь – у них действительно был фонарь. Масляный…

Мне было не по себе, если не сказать – просто страшно. Меня тащил по коридору демон, причем с таким выражением лица, что от нас шарахались в разные стороны. Белая коса хлестала демоницу по спине, и я вдруг понял, что это настоящий ее цвет волос, не смотря на черные брови и ресницы. А еще я впервые по-настоящему разглядел ее лицо. Смуглое, с бронзовой кожей, это было единственное лицо, которое могло быть у существа, живущего с начала времен. Лишенное возраста. Полностью. С каждым вздохом оно неуловимо менялось – передо мной, скаля клыки неизвестно на кого, летела то девушка двадцати лет, то зрелая женщина. А потом из резкого сплетения светотени на меня глянула древняя, бесконечно усталая старуха. С желтыми глазами, на дне которых плескалась пульсирующая и затягивающая в себя бездна. Совершенно нечеловеческий, абсолютно невидящий взгляд. И потому – жуткий. Она шла напролом, не замечая ничего и никого вокруг, вцепившись мне в плечо так, что под ее пальцами уже начал наливаться синяк. Теперь я совсем не был уверен, что хуже – вампир или эта демоница. Между огнем и полымем не выбирают – они слишком похожи.

Злость. Я была зла. На этого ненормального, лезущего на рожон, на себя, поддавшейся на явную провокацию. Еще немного – и Наломи осталась бы без коменданта, а вампиры без кланника. Слава богам, у этого идиота хватило мозгов вовремя признать доминанта. Подчиниться. Меня нельзя выводить из себя – я становлюсь зверем. Добро бы отцовское наследство ограничивалось демоническим свечением в глазах. Да он вообще понял, что я могла разорвать его голыми руками?!

И почти это сделала. Грань была слишком тонкой… Упрямый, гордый и обидчивый дурак! Авторитетом он своим не мог поступиться! Боги-и-и, какой идиот! Ставящий гордость и ненависть выше жизни. Очень долгой жизни. Если бы я его убила, потом долго бы жалела. Не потому, что он мне нужен, а потому что сделала бы это без надобности. У меня руки в крови не меньше, чем у него, но убивать еще и без необходимости – это уже слишком.

И не то что бы я не могла себя контролировать. Могла. Тысячу раз могла. Не хотела. Это другой вопрос. Себя я могу контролировать до последней кожгальванической реакции. В любое время. В любой ситуации. В любом настроении. Но только при желании. Только.

А я не хотела. Я была зла. На него. На то, что он не хочет признавать очевидного – я сильнее. Проклятое самолюбие. Проклятая гордость. Моя. Его.

Это я теперь понимаю.

А тогда…

Не мочь проще, чем не хотеть – всегда есть оправдание. Хотя бы перед собой.

Ян, Ян, сколько же ты мне крови попортил. Даже убить тебя без угрызений совести не получается. Хоть бы на тебя какой охотник на вампиров нарвался, да избавил меня от головной боли! «Друзья заклятые»?… Ага, скорее, враги любимые. Уж много, много лет. На мечах, на шпагах, на ножах и пистолетах, на злословии и интригах, мы все бьемся, бьемся в кровь, разбивая и свои, и чужие лбы, и все не можем, не можем остановиться.