Евгений Лукин - Штрихи к портрету кудесника

— А-а… почему вдруг?

— Да понимаете… На время работ сброс придётся прервать… Начнёт накапливаться отрицательная энергетика. Неуютно здесь будет. Мягко говоря…

— Надолго это? — озабоченно спросила Полина Леопольдовна.

— Часа на два. Решётку я думаю поставить подальше от дома, где-нибудь у овражка…

— Ну, два часа — это как бы… а-а… не страшно… — успокоил свысока хозяин. — Нервы у нас крепкие, выдержим, да…

Ритуал отключения энергоканала показался Глебу откровенно невразумительным. Да и сопровождающие заклинания — тоже. Насколько же всё-таки разные школы у разных колдунов!

Как и предостерегал Игнат, стоило прервать сброс, настроение немедленно упало, в голову полезли грязные мысли, а за евростеной, на которой вдруг нестерпимо захотелось намалевать непристойное слово, послышался визгливый женский голос, несомненно, принадлежавший милейшей Полине Леопольдовне:

— Да откуда я знаю, чьи это были ноги!.. Сам небось заказал кого-нибудь, а я виновата?..

— Да?.. — рычал в ответ интеллигентнейший Кирсан Устинович. — А ночью кто к тебе приходил, а?.. С золотым зубом!..

Что-то упало и разбилось.

— Предупреждал ведь козлов, — процедил Игнат. — Ещё и подерутся, вот увидишь! Тут сейчас как в отстойнике будет. Пошли отсюда…

Молодые колдуны — чёрный и белый — спустились по лестнице и, выйдя на обрамлённое голубыми елями крыльцо, приостановились у левого пылающего сусальным золотом чугунного льва. За узорной оградой дрожала, как отражение в воде, рыжая августовская степь.

— Знаешь, — сказал Игнат, тревожно глядя, как шофёр, которому велено было доставить их до овражка, пинает в беспричинной злобе ни в чём не повинную покрышку. — Как бы нам с тобой в кювет не загреметь! Давай-ка лучше пешком. Тут ведь недалеко…

И они пошли пешком.

— Слабаки! — презрительно сплюнув, заметил Глеб. — Морда — зверская, мышцы — накачаны, а энергетический кокон — как у трёхлетнего пацана. Чуть негативкой накрыло — сразу в истерику!

— Шофёр?

— Не только… — Портнягин помолчал, покряхтел. — Что-то жалко мне деревенских… — признался он. — Наяву жизни нет, а теперь и во снах не будет… Да и покойникам…

Знал, что подставляется, но ничего с собой поделать не мог. Расплаты, однако, не последовало. Игнату тоже было не до шуток.

— Мы же вроде договорились, — хмуро напомнил он. — Пригласят в следующий раз в деревню, тогда хоть плугом её опахивай, хоть головнёй обноси! А сегодня работаю я… — Однако через пару шагов взорвался сам: — Придурки! — изрыгнул он. — Ну почему не сделать всё по уму? Как положено!

— А как положено? — спросил Глеб.

Над пыльным тополем вились иволги. Воздух вибрировал от их криков и, казалось, делался ещё жарче.

— Население ему смени! — ядовито выговорил Игнат. — Там населения уже скоро не останется! Вот повымрут все, сопьются — и что дальше? Твой же отстойник — ну так позаботься о нём! Работой людей обеспечь, отстроиться помоги… А!

Махнул рукой и умолк. В угрюмом молчании друзья достигли овражка, когда сзади послышалась приглушённая расстоянием и тем не менее отчётливая автоматная очередь. Оба обернулись и замерли.

Особняк — горел.

— Ну… тут уж я ни при чём… — обретя дар речи, в искреннем возмущении вымолвил Игнат и повернулся к Глебу, словно бы приглашая его в свидетели.

Подобрав уголки рта в жестоком подобии улыбки, тот молча смотрел на рвущееся из окошек пламя. Наконец очнулся.

— Слышь… — напомнил он не без ехидства. — А должок-то всё-таки за тобой…

ЧИСЛА

Раз-два-три-четыре-пять…

Цифры, составляющие дату рождения Глеба Портнягина, в сумме давали семёрку, что уже само по себе свидетельствовало о нешуточных магических способностях. Трудно сказать, как бы сложилась судьба юноши, родись он в стране с иным летосчислением, однако, живя в Баклужино, Глеб просто не мог не стать учеником колдуна, даже если бы сильно постарался.

А старался он сильно. Рос хулиганом, взломал в порядке самоутверждения продовольственный склад, угодил за решётку, и быть бы ему — чем чёрт не шутит! — вором в законе, когда бы не магическая цифра семь. Кстати, о взломе. Ни за какие коврижки не приблизился бы Глеб Портнягин к железной складской двери, овладей он предварительно хотя бы начатками астрологии, потому что в тот погожий апрельский вечер все светила беззвучным хором отчаянно и тщетно кричали ему с небосклона: «Не надо, Глеб! Ну его на фиг, этот продовольственный склад!»

И как бы там ни ёрничал Гераклит, говоря, что «многознание никому не прибавляло ума, в чём легко убедиться на примере Пифагора», прозорлив был великий геометр: миром действительно правят числа. Другое дело, что не всегда понятно, чем они при этом руководствуются. Почему, например, с жалобами на плохое качество колдовства клиенты шли гуртом к старому чародею Ефрему Нехорошеву именно во вторник, когда тяжёлыми днями в народе считаются понедельник и пятница?

Ещё с вечера Глеб Портнягин прикинул на клочке бумаги, что его ждёт завтра: сложил цифры грядущего вторника с собственной семёркой — и в сумме ничего хорошего не получил. Проще, конечно, было подбить итог на калькуляторе, но вычислительная техника при всей её точности меняет качество знаков, что неминуемо ведёт к ошибочным выводам. Поэтому строгая традиция требует карандаша и бумаги. По схожим причинам истинные колдуны, воздействуя на расстоянии, никогда не пользуются цифровыми фотографиями.

Так или иначе, но результат Портнягина решительно не устроил — и, перевернув листок, юный чародей начал расчёты сызнова, умышленно прибегнув к более сложному способу. К счастью, нумерология распадается на несколько школ, каждая из которых достойна равного уважения. Так что выбор целиком зависит от вас. Первый метод исчисления основывается на переводе в цифровые величины текста священных книг, второй — на геометрии Великой Пирамиды в Гизе, третий — на измерениях мавзолея В. И. Ленина на Красной площади, в пропорциях которого, как недавно установили оккультисты, тоже таится глубокий мистический смысл. Есть и другие способы, но эти три — самые распространённые.

Перепробовав всё, что знал, и ухлопав на нелюбимую арифметику добрых полчаса, упрямый ученик колдуна добился-таки относительно благоприятного ответа и, спалив бумагу на свечке, смешал растёртый в ступке пепел с молотым кофе, каковой затем и употребил — на ночь глядя.

Утро следующего дня началось вполне терпимо, согласно расчётам. Обиженных клиентов набежало немного, и, что самое ценное, ни одна их претензия не касалась впрямую Глеба Портнягина. Последний челобитчик, как водится, оказался стервознее всех. С виду было ему лет двадцать пять, не больше. Хрящеватый кадык, глаза маньяка. И голос — бабий, вредный.