Норман Хьюз - Тень единорога

— Ну что ж, парень, хочешь поиграть в эту игру? Будь по-твоему… — Соня бросается вперед, стремительно уходит из под удара, подпрыгивает под правую руку наемника, одновременно делая ему подножку. Мужчина летит на пол, и Соня еще успевает подтолкнуть его в плечо, чтобы он упал как можно дальше от своего меча. Ибо сейчас главное — не позволить мужчине вновь завладеть клинком, чтобы не дать ему ощутимого преимущества.

Тот грузно ударяется об пол, и тут же вскакивает и вновь набрасывается на воительницу. Кинжалы скрещиваются со звоном, высекая искры, но Соня вновь не позволяет столкновению затянуться — кидается вниз и вбок, и нож во второй ее руке прочерчивает болезненную царапину по ребрам нападающего.

— Ах ты, рыжая тварь! — мужчина с воплем бросается следом.

Еще одна подножка и удар. В бою на ножах Соне нет равных. Кровь из неглубоких, но достаточно болезненных порезов окрашивает алым деревянные доски пола и рассыпанное сено.

Наемник, похоже, не слишком обучен драться в темноте и в тесном помещении. Соня без труда уходит от каждой его атаки и еще дважды ухитряется ранить мужчину. А затем, наконец получив возможность, проводит свой коронный захват: отступает в сторону, ухватывает запястье руки, держащей кинжал, проводит вперед по направлению удара, чтобы придать движению вращательный момент, пользуется его же собственной инерцией и… укладывает нападающего плашмя. Резким движением заламывает руку, заставляя бросить нож, а собственный кинжал лезвием прижимает к затылку.

— Будем играть дальше, или ты готов немного остыть? — спрашивает она таким невозмутимым тоном, словно и не было только что никакой драки, а они просто беседуют в великосветском салоне, за бокалом доброго вина.

— Пусти, слышишь, сука! — хрипит мужчина.

— А вот это ты зря! — Соня не терпит оскорблений, тем более из уст побежденного противника. Руку его она по-прежнему удерживает за спиной и теперь ловким ударом рассекает запястье. Кровь брызжет, заливая наемнику спину, и тот взывает от боли.

— Если мы с тобой сейчас не найдем общего языка, парень, то я просто подожду немного, вот так, покуда ты не истечешь кровью, — будничным тоном замечает Соня. — Что скажешь?

— Ладно, хватит! — хрипит тот. — Пусти!

Словно и не слыша, Соня задумчиво взирает на кровь, хлещущую из перерезанных жил. В полумраке она кажется почти черной, и ее натекла уже целая лужа. Несколько капель попали наемнику на щеку.

— Едва ли я сумею тебя убедить быть впредь повежливее с женщинами, но возможно, ты хотя бы научишься осторожности… — продолжает она задумчиво.

Перепуганный вояка, должно быть, чувствует, как с каждым ударом сердца крови из него вытекает все больше, и он уже почти потерял рассудок от ужаса. Он может только хрипеть что-то нечленораздельное, даже не пытаясь отбиваться. Удивительно, как столь немудреные приемы действуют на некоторых людей… Этому давным-давно научили ее в Логове Волчицы, и хотя подобные уроки в свое время казались ей чем то недостойным, но с тех пор Соне неоднократно доводилось убедиться в их эффективности, и она благополучно избавилась от свойственной ей прежде брезгливости.

Увы, но в этом мире, где правит лишь грубая сила, женщине нельзя пренебрегать ничем, чтобы утвердится в своем праве на жизнь и свободу.

Выпустив поверженного наемника, она поднимается на ноги и швыряет ему его же рубаху.

— Завяжи пока руку, чтобы не истек кровью, а я, пожалуй, так и быть, разбужу твоих приятелей — пусть позаботятся о тебе

Наемник ничего не отвечает, торопливо заматывая раненную руку, и лишь чуть слышно ругается себе под нос, не осмеливаясь даже поднять взгляд на Соню. Та, подобрав брошенный меч и спрятав в ножны оба кинжала, не торопясь спускается по лестнице с сеновала и возвращается на постоялый двор. Там по-прежнему царит тишина: похоже, шум поединка никого не потревожил… Поразмыслив, Соня выходит к лестнице, что ведет на второй этаж, и уверенно стучит в дверь рядом с кухней. Наверняка, здесь ночует хозяин либо кто-то из служанок.

Она угадала верно. Растрепанный хозяин постоялого двора открывает ей, протирая заплывшие со сна глаза.

В нескольких словах Соня объясняет ему, в чем дело, а затем, не дожидаясь ответа, уходит к себе. Пусть хозяин делает то, что считает нужным. Сам ли он позаботится о раненом, или разбудит его товарищей, девушку больше не интересует. Подобные стычки в пути, увы, не редкость, но неписаный закон дороги гласит, что если женщина сумела отстоять свою честь от посягательств, никто не имеет права предъявлять к ней претензии. Пострадавший сам виноват во всем, что с ним случилось.

Пожалуй, никто не осмелился бы обвинить Соню, даже если бы она прикончила незадачливого наемника. Но если разобраться, парень не так уж виноват. Он лишь пытался взять то, что ему предлагали…

Девчонка сидит на краю постели, вперившись взглядом в стену. Белые волосы свисают сосульками, руки безвольно повисли между колен.

Соня почему-то была уверена что не найдет ее здесь. Если Мхаири и не сбежала, воспользовавшись переполохом, то, по крайне мере, сгорая от стыда, затаилась где-нибудь и прячется до утра… — но нет, она ждет Соню, как ей и было велено. Впрочем, при появлении наемницы головы даже не поднимает…

Та несколько мгновений медлит в дверях. Первым желанием, конечно же, было наброситься на эту маленькую идиотку с попреками и руганью, но запал уже прошел, и воительница успела успокоится. В конце концов, она ей не матушка и не нянька. Ее дело — только доставить беглянку опекуну и получить за это положенную награду, причем никто не оговаривал, в каком состоянии должна прибыть девица к своему князьку… и вообще, девицей ли… Но все же, не сдержавшись, Соня в сердцах роняет:

— Честное слово, Мхаири, я думала, ты умнее!

Та оборачивается рывком. В глазах неприкрытая ненависть:

— Ты думала! Да о чем ты можешь думать? Что ты можешь знать? Ты, наемница… — это последнее слово она выплевывает, как худшее из ругательств. — Что ты можешь знать о моей жизни? Какое право ты имеешь смотреть на меня сейчас с этим отвратительным видом превосходства, и почему берешь на себя смелость решать, как мне жить, и что для меня лучше? Зачем ты мне помешала?!

Начала-то она бойко, но закончила почти в слезах. Все-таки, хоть она и храбрится отчаянно, но по-прежнему остается двенадцатилетней девчонкой, глупой и несмышленой.

Соня примирительно пожимает плечами:

— О правах спорить не будем. Право у того, кто сильнее, и у того, кто делает, и если ты что-то взял, и у тебя это не отняли, значит, имеешь право… Других законов я не признаю. Что касается тебя… — девушка присаживается на кровать и с усмешкой смотрит на Мхаири. — Мне просто показалась, что ты готова совершить ошибку, и честно говоря, я до сих пор не понимаю…. Скажи на милость, зачем тебе это понадобилось? Только вчера я избавила тебя от домогательств одного ублюдка, как ты тут же нашла себе другого. Или, возможно, хозяина того балагана ты тоже сама пригласила в свою постель? Может быть, я просто что-то не так поняла?