Юлия Остапенко - Книга страха

— Так ты не догадалась сама. Что ж. Тебя утешит тот факт, что не догадывается почти никто, и все обычно удивляются, когда я говорю…

— Говорите что?

— Что за работу мы выполняем.

Эми моргнула. Услышанное ею слово было, пожалуй, последним, что она ожидала услышать.

— Работу? Какую работу?

— А что, ты думала; возможность выполнить любое желание дается тебе даром, просто так? Что твоя записная книжка появилась у тебя в сумочке по велению доброй феи? Что ты, ты сама, ты, Эми Завацки, ничем за это не платишь?

Её сердце гулко колотилось в груди, в горле, мешая дышать. Думала ли она так на самом деле? Да, да, пока те, кто уходил по её вине, были где-то далеко, и никто не винил её в их смерти.

— Те, кто умирал, — мягко сказала Адель, — они ведь все были тебе не близки, так? Никто из твоих друзей и родных, просто близких тебе не погиб. Разве не так?

Так, но… старый Стэнли… «Бездомный, портивший тебе вид из окна», — холодно напомнила Эмили Роуз в её голове. Велосипедист, посетитель в кафе, люди в машине, ехавшей мимо тебя — те, кого ты не видела никогда и даже не слышала их имён.

Да, но ведь у меня нет близких! Попросту нет. Мамы и Джейка нету давно, некому умирать, так что…

Твой отец. Ты ненавидишь его, но он твой отец, и его смерть стала бы для тебя ударом, окажись ты рядом. И Грейс — Грейс ведь была твоей подругой. Лиз Нелкинз была твоей подругой. Глен Шеппард — он тоже твой друг, и они живы, здоровы, они в безопасности, пока…

Нет. Нет. Это совпадение, всё этос самого начала было цепью безумных совпадений, только и всего.

— Вы хотите сказать, что я сама выбираю, кому умирать? — хрипло спросила Эми, и снисходительное выражение на лице Адель Симмонс стало почти материнским:

— Насколько это возможно, милая. Ты ведь не можешь предотвратить их гибель, даже если бы и хотела. Ты можешь, впрочем, не умерщвлять их так часто, но если не сделаешь ты, сделает кто-то другой. Просто их время пришло.

— Кто-то другой… это… кто-то из… вас?

— Из нас. Ты тоже в клубе, детка. Не бойся, платить членских взносов не надо. Ты даже можешь никогда ни с кем из нас не видеться, если захочешь. Я выполню свою миссию здесь, оставлю тебе свою визитку и уйду, и если не захочешь звонить — не звони. Но практика показывает, что время от времени всем нам надо выговориться и даже, может, немножко поплакать…

— Объясните мне, — взмолилась Эми и вдруг, неожиданно для самой себя, схватила сухие морщинистые руки мисс Симмонс. — Прошу, объясните, что происходит, что… кто я?

Адель Симмонс смотрела на неё с минуту, не отталкивая от себя. Потом мягко вытянула правую руку из судорожно стиснутых пальцев Эми и ласково накрыла ладонью её щеку.

— Ты — смерть, деточка.

Эми молча смотрела на неё. Адель вздохнула, слегка покачав головой.

— Ты ведь не могла об этом не думать, правда? Что было бы, если бы ты не загадала вон то или вот это желание. Умерли бы те люди или нет? Я тебе отвечаю: нет. Не в тот день и не так, не рядом с тобой. Представь, что не было бы никаких записных книжек. И люди не умирали бы, нигде, совсем. В мире уже тысячу лет назад стало бы слишком тесно, не находишь?

— Вы сумасшедшая, — сказала Эми, отступая от неё на шаг. — О боже, теперь я поняла, вы просто безумны, вы…

— Возможно. Но не больше, чем ты, дорогая. Эми, мы — санитары леса. Кто-то там, наверху, выбрал нас, чтобы мы дел ал и эту работу — отправлял и к нему других. И спокон веков такие, как мы, служат человечеству, выбирая момент, когда пора очистить место от одних и предоставить его другим. Это тяжёлая ноша, и там, наверху, это знают. Потому за эту работу и плата соответственная — самая лучшая, какую ты только могла просить. Научись с умом распоряжаться ею и будешь счастлива.

— А вы, — прошептала Эми Завацки; — вы счастливы? Губы раздвинулись, показав ряд крепких, алебастрово-белых

зубов.

— Вполне.

Эми отвернулась, шатко взявшись руками за перила. Всё это было… всё это было так… она не могла подобрать слова и не была уверена, что хотела бы подобрать.

Костлявая ладонь легла ей на спину и успокаивающе погладила между лопаток.

— Ничего. Вдохни поглубже, милая. Я понимаю, слишком много всего и сразу. Но если ты подумаешь хорошенько, то поймёшь, что сама это знала. И знала давно.

— Почему я? — не глядя на женщину, чьё холодное присутствие рядом обжигало ей кожу, спросила Эми. — Почему это выпало мне, почему я не могла отказаться?

— Ты могла. Ты согласилась, взяв записную книжку и начав её заполнять. В любой миг ты могла остановиться, но не сделала этого. Ты ведь давно с нами, верно?

— Десять лет, — прошептала Эми и закрыла глаза.

— Вот видишь. Там, наверху, редко ошибаются. Ты подходишь для этой работы.

— Сколько нас?

— Ты имеешь в виду, у скольких людей есть книжка? Я знаю человек сорок — пятьдесят в Нью-Йорке, ещё столько же в Лос-Анджелесе, Далласе и Чикаго. Но это, конечно, далеко не все. В Вашингтоне наших наверняка больше.

— В Вашингтоне?! — Эми круто обернулась. Неужели… Мисс Симмонс ответила на её ужас новым взрывом небрежного смеха.

— А ты как думала, дорогая? Политики, да, и актёры, и знаменитые писатели, хотя больше всего дельцов вроде нас с тобой, и всем когда-то сказочно повезло. Все фантастически успешные люди в этом мире делятся натри группы: воры, трудоголики и те, у кого есть записная книжка. Все так или иначе ходят по головам, вопрос только в способе. И наша совесть чище, чем у кого бы то ни было, потому что мы выполняем работу, важную работу. Поэтому нас много, больше, чем ты можешь себе представить. В мире ежедневно умирают миллионы людей. Неужели ты думаешь, что с этим справилось бы полдюжины человек, не сойдя с ума?

— Но я сошла, — прошептала Эми. — Я сошла. И вы тоже.

— Может быть. Но согласись, куда в меньшей степени, чем могла бы, потому что мы разговариваем на крыше «Хилтона», а не в больничной палате, и ни на одной из нас нет смирительной рубашки.

Эми перебрала пальцами, стискивающими парапет. Смотрела какое-то время на огни далеко внизу, так далеко, что жизни всей не хватит, чтобы туда упасть.

Потом сказала:

— Я могу прекратить? Могу… выйти из клуба?

Рука, продолжавшая поглаживать её по спине, замерла. Эми резко повернула голову, впервые ощутив в Адель Симмонс, королеве стирального порошка и смерти, нечто отличное от снисходительной прохладной доброты. Адель Симмонс была удивлена настолько, что даже поколебалась, прежде чем ответить.

— Думаю, что можешь. По правде, я никогда не встречала никого, кто хотел бы, но… почему бы и нет? С любой работы можно взять расчет. Вот только, Эми, я не думаю, что ты правда этого хочешь. Ты уже начала, ты запустила эту машину, и десять лет она работала исправно. Так какой же смысл останавливать её теперь? Что ты изменишь этим?