Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.

- Да уж сударь, хоть и темно - а все же яснее ясного! - растянулся в хитрой улыбке паромщик. Но гонец так сверкнул на него взглядом, что Лотарь поспешил спрятать свою улыбку в густых обвисших усах и недоуменно пожал плечами: мол, не разберешь, что у этих господ на уме, но возражать больше не стал.

Альгис шагнул в качающийся на зыбкой волне плот, потянув за поводья коня. Гнедой осторожно ступил в воду, понюхал ее, фыркнул и затем, внезапно вздрогнув, одним прыжком опустился на бревенчатый настил парома. Однако задняя нога в последний момент споткнулась, зацепилась копытом за невесть что и съехала с осклизлого бревна прямо в черную гладь реки, взметнув тучу брызг. Холодная вода окатила обоих людей на плоту и полыхавший пучок смолистых веток. Огонь задрожал, померк и факел начал едко чадить, грозя вот-вот потухнуть. Тьма разом обступила берег, навалившись на людей всей своей мрачной мощью.

- Навались!!! Быстро!!! - заорал гонец, одной рукой размахивая перед собой факелом, а другой схватил паромщика за шиворот, резко дернув на себя.

Тот кубарем свалился на дно плота - и вовремя. Ибо в этот миг огромная черная тень стрелой взметнулась в воздух и опустилась как раз на то самое место на пристани, где перед этим стоял перевозчик. Глухо лязгнули клыки, обдав людей мерзкой слюной и зловонным дыханием.

Всадник с резким окриком ткнул факелом перед собой, осветив на миг и клыкастую пасть зверя, и желтые немигающие глаза, люто глядевшие на него. Запахло паленой шерстью - волк отпрянул.

Ничего не понимающий от нахлынувшего ужаса паромщик ошалело шарил вокруг себя вмиг ослабевшими руками. Нащупав шест, он, словно во сне, медленно и неуверенно поднял его и уперся в берег, на котором бесновался ночной зверь.

- Давай! Налегай! - кричал гонец, размахивая перед собой гаснущим факелом.

Борясь с внезапно нахлынувшим оцепенением, паромщик сперва слабо, а затем все сильнее и сильнее упирался в речное дно завязнувшим в песке и глине шестом. Плот покачнулся, не желая трогаться с места. Толк натужно крякнул и что есть сил навалился на него. Паром дрогнул, зашуршал днищем по речному песку и резко отвалил от берега, зачерпнув холодной воды. Последним движением перевозчик выхватил загрузший было в илистом дне шест, едва не свалившись в реку.

От этого толчка покачнулся и сам гонец, не устояв на ногах. Факел чуть было не выпал из его рук, но каким-то неуловимым движением он удержал его и, размахнувшись, швырнул на берег. Ударившись о землю, пламя разлетелось ярким снопом огненных брызг, на какой-то едва уловимый миг озарив сумрачные прибрежные заросли. В этой последней вспышке огня стоявшие на плоту увидели на берегу огромного черного волколака со вздыбившейся холкой.

- Давай! - еще раз крикнул гонец, выхватывая меч.

Но повторять больше не было нужды. Плот вылетел на речную стремнину и пристань стала исчезать в белесых клочьях густого тумана, плывших по студеной воде. А вслед им с берега понесся леденящий душу волчий вой, полный неистовой злобы и разочарования.

- Батюшки-светы! - только и смог, что охнуть перевозчик. - Вот же ж страхолюдина! Я такого чудища отродясь не видывал!

- Увидишь еще и похуже, - мрачно сказал гонец, крепко сжимая поводья дрожащего коня.

За краями парома покачивалась сизая туманная жижа, норовившая залезть за пазуху промозглыми влажными щупальцами.

***

Причалив к берегу, паромщик выпрыгнул первым и привязал плот покрепче к пристани. За ним на берег ступил гонец со скакуном. Гнедой отряхнулся, обдав и без того промокших людей водяной пылью, и стоял, всхрапывая и тяжело дыша.

- Да уж, толку от тебя, как ты там смеялся, не так уж и много, - заметил гонец на берегу. - Это что, в шутку тебя Толком что ли нарекли?

- Да нет, сударь, - смущенно развел руками перевозчик. - Просто я ужас как о том, о сём люблю потолковать - вот прозвище ко мне и приклеилось.

- Да уж, болтун ты изрядный, как поглядеть, - улыбнулся гонец. - Я уж грешным делом подумал, что всё, так и останемся мы навсегда на том берегу.

- А лошадка-то ваша, сударь, глядите-ка, все же перепужалась поболе нашего, - подмигнул паромщик, у которого у самого от недавнего страха зуб на зуб не попадал.

- Кони свою погибель не в пример нам, людям, за версту чуют, - сказал Альгис. - А потому и обезумел он при виде волколака. Он его еще раньше заприметил, в лесу, на тропе, когда эта зверюга мой след вынюхивала.

- А где это вы, сударь, такой хвост подцепили-то? - удивился Толк. - В нашенских лесах волколаков давным-давно уж не было - отвадили их еще Бог знает когда. Я такие байки про этих чудищ по многу раз слышал, еще от батюшки своего, а то и от деда, не помню уж. Но вот чтобы воочию увидеть этих тварей вблизи - так это впервой для меня.

- Увы, теперь не в последний, - сурово сказал гонец.

Паромщик быстро взглянул на него:

- Что это вы, сударь, на ночь-то глядя стращать меня вздумали? Я и так из-за вас только что страху натерпелся, какого ни в жисть не испытывал.

- Натерпишься еще и побольше этого, - снова сказал Альгис с мрачным видом. - И вознеси хвалу Священному Древу, если вообще жив останешься.

- Вы, я вижу, от пережитого малость-то переволновались, сударь, - отмахнулся Лотарь. - Ну, оно и понятно, коли такая гадина всю дорогу тебе в спину дышит да клыками лязгает. Тут уж никакой смелости не хватит.

- Да нет, Лотарь, дело тут не в смелости вовсе - а в чарах! - отрезал Альгис. - И ты это знаешь. Или ты думаешь, что Великий Князь послал бы с вестями через леса да глухомань какого-нибудь из робкого десятка, который дрожит при виде любого куста? Посмотри на меня - разве я похож на труса?

И гонец вдруг блеснул взором, враз расправив плечи и откинув полы плаща, обнажившего осанку человека, привыкшего повелевать.

- Вот этот клинок не раз пел смертельную песню в сечах и походах, спасая меня от погибели, - продолжил Альгис, гневно сверкая глазами. - У меня на теле отметин от вражьих стрел и мечей больше, чем ты сможешь сосчитать. И в глаза врагам я всегда смотрел прямо, и не таясь. Но здесь... Здесь иное дело - дрогнула даже моя рука, и впервые страх сжал мое сердце. Потому что здесь не просто враг, врасплох меня заставший. Здесь чары колдовские, которые исподволь выпивают твою душу до дна, чтобы лишить тебя и смелости, и рассудка, и воли. Чтобы насладиться не только твоей кровью и плотью, но и твоим страхом и ужасом в твоих глазах. Или ты забыл, как медленно ворочал шестом на том берегу? А ведь на труса ты, хоть и болтун изрядный, тоже не похож.

- Ваша правда, сударь, - смущенно сказал паромщик. - Меня как обухом по голове хватили, и я все делал, будто бы во сне. И руки были такие тяжелые-тяжелые и слабые - мне казалось, что я и соломинку-то поднять не смогу, не то, что весло. Кабы не вы с факелом, сударь, то сейчас я бы не чесал здесь с вами язык.