Роб Макгрегор - Индиана Джонс и Дельфийский оракул

– В лагере мы должны держаться корректно, как коллеги по работе. Здесь ты мой студент, и только. Понятно?

На лице ее застыло каменное, неумолимое выражение. Инди издал нервный смешок.

– А-а, ты боишься скандала из-за того, что я моложе тебя?

– Джонс, это вовсе не смешно, и возраст тут ни при чем. Просто, если профессор будет спать со своим студентом, это истолкуют превратно.

«Кто истолкует?» – хотел было уточнить Инди, но воздержался. Ему вдруг захотелось рассказать ей, что он еще ни разу не переживал во время близости ничего подобного. Это не просто зов тела, Дориана воплотила в себе его идеал, она ни в чем не походит на остальных женщин. Теперь он испытывал к ней куда более сильную тягу, чем прежде. Она обольстительна и загадочна, как и сами Дельфы, она нужна ему. Но и об этом он ничего не сказал, опасаясь, что она рассмеется и назовет его милым студентом любви или как-нибудь иначе, но не менее унизительно.

– Вон, – указала она. – Видишь?

Инди подался вперед и увидел горную терраску, буквально парящую в воздухе, угнездившись между зловещими скалистыми пиками. По сравнению с величием гор она казалась маленькой и незначительной.

Дориана попросила водителя остановиться на минуту. Они вышли, чтобы получше рассмотреть горный храм.

– Я думал, он больше, – проронил Инди.

– Его размеры ничто по сравнению со значением. Инди, ты только подумай – тысячелетие за тысячелетием по склонам этой горы карабкались цари и государственные мужи, полководцы и купцы – чтобы задать свой вопрос оракулу.

На лекциях они рассказывала, что предсказания зачастую были неясными и двусмысленными. В таком случае, почему же оракул просуществовал так долго, производя такое сильное впечатление на людей?

– А кто-нибудь проверял точность предсказаний?

– Почему ты спрашиваешь?

– Если бы я решил поставить свое будущее в зависимость от лепета полоумной старухи, то хотел бы знать, насколько он точен.

– Ох, уж эти американцы! – рассмеялась Дориана. – Вам мир представляется чем-то вроде бейсбола. Вам обязательно нужна статистика результативности игроков. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь создал подобный архив, но, разумеется, оракул не продержался бы настолько долго, если бы изрядная часть предсказаний оказывалась неверной.

– Держу пари, что успех больше обеспечивался познаниями жрецов, нежели оракула.

Вместо ответа Дориана загадочно улыбнулась.

Они залезли обратно в грузовик, и десять минут спустя, завернув за последний поворот, прибыли в Дельфы. На высоте в тысячу восемьсот футов воздух оказался чуть прохладнее, чем в Афинах. Со всех сторон высились могучие вершины, вздымавшиеся на восемь тысяч футов; зато крутые склоны гор резко обрывались вниз, в долину.

Грузовик остановился, и они вышли. От большинства строений остались лишь фундаменты да груды щебня – результат повторявшихся век за веком землетрясений и разрушительной деятельности самого человека. Но уже от одного вида покосившихся колонн храма Аполлона, стоящего почти вплотную к отвесному склону, у Инди по спине пробежал холодок. Вот он, самый почитаемый храм античности, святилище, считавшееся некогда центром мира; но здешние камни наверняка еще хранят немало секретов.

– Ну как, Джонс?

Его тревожило, что она больше почти не зовет его по имени, но сейчас это было не так важно. Разве в Дельфах можно придавать значение таким пустякам?

– Для меня это уже не миф. Это реальный храм, то есть, бывший храм.

– И существующий по-прежнему. Не забывай об этом.

Он уже собирался сказать, что это место сейчас для него реальнее Сорбонны, когда увидел спешащего навстречу толстяка. Тот все пытался припустить бегом, но из-за своей комплекции лишь ковылял вразвалочку, словно утка. Когда толстяк приблизился, стало заметно, как он взволнован.

– Доктор Белекамус, рад, что вы наконец прибыли, – пропыхтел он, не в силах отдышаться в разреженном воздухе. – Мы ждали вас пару дней назад.

– Я же говорила, что приеду сразу же, как только смогу, – в голосе Дорианы проскользнули нотки раздражения. Инди ощутил, что она испытывает к толстяку враждебность. – Джонс, это Стефанос Думас, нынешний руководитель здешних изысканий.

Инди прикинул, что толстяк старше его лишь года на три-четыре. Он ожидал протянутой руки, но Думас лишь сухо кивнул и вновь повернулся к Дориане, воскликнув:

– Случилось нечто невероятное! Пойдемте быстрее, сами увидите.

– О чем ты?

– О расщелине в храме, – толстяк махнул рукой. – Из нее поднимаются испарения. Испарения – точь-в-точь, как те, которыми дышал оракул!

9. Возвращение

Каменщик Панос неторопливо брел по главной улице Дельф, направляясь к плата, поросшему травой садику на окраине. Проходя мимо харчевни, он кивнул знакомым старикам, сидящим на длинной деревянной скамье у осыпающейся стены. Если бы не янтарные четки у них в руках, старцы очень напоминали бы котов, мурлыкающих от удовольствия на солнцепеке.

В нескольких футах от них покосившуюся стену подпирали две грубо обтесанные балки; кирпичи потрескались и крошились, по облупившейся штукатурке бежала паутина трещин – итог недавнего землетрясения. А жизнь продолжается. В Дельфах на землетрясения и подземные толчки обращают не больше внимания, чем на грозы и бури. Землетрясения – неотъемлемая часть жизни, как рождение или смерть.

Один из стариков окликнул его и поинтересовался здоровьем матери. Больше ни о чем старики Паноса уже не спрашивают. Хоть он и здешний, но уже отрезанный ломоть – все равно, что один из туристов, приезжающих посмотреть на руины. Его помнят одни старики, еще с прежних времен.

Потому он поговорил со стариками о здоровье матери, пользуясь понятными им выражениями:

– Теперь, когда сын и внук здесь, ей стало намного лучше. – Он улыбнулся. – Говорит, что бегает вверх и вниз.

Старики засмеялись. Именно так отвечают в Дельфах на вопрос о самочувствии. «Бегаем вверх и вниз». Такова жизнь в горах. Вверх и вниз.

Вид этих стариков всегда ободрял его. Они хранители традиций. Они словно всю жизнь просидели у харчевни, поджидая, наблюдая, изредка переговариваясь. Хотя Панос знал, что были времена, когда и они были активными полными жизни работягами, снующими в гору и с горы – плотниками, ремесленники, торговцами, пастухами.

Но все это было до переезда, когда деревню перевели со священных развалин на нынешнее место. Теперь старики и сами ничем не отличаются от развалин Дельф – их старые кости уже не выдерживают активной жизни.

Он зашагал дальше, а старики заговорили между собой. Должно быть, вспоминают несчастье, случившееся много лет назад, когда погибла Эстел. А скорее всего, повторяют старую историю, разыгравшуюся после того. Эстел шла по горной тропинке, неся на руках малютку Григориса, когда оползень накрыл обоих. Паносу, опередившему их всего на несколько ярдов, удалось откопать Григориса из-под обломков. Тот каким-то чудом совсем не пострадал. Когда же показалась Эстел, Панос взвыл от горя. Эстел, его юная красавица-жена, была мертва – валун раздробил ей голову. Случилось это как раз в год переезда. «Тридцать лет назад», – подумал Панос. В год приезда археологов. В год, когда все переменилось.