Дмитрий Ясный - Костяная легенда. Книга вторая. (СИ)

 Костяная легенда. Книга вторая. Общий файл.

  Костяная легенда.

  Книга вторая.

   Пролог.

   Наблюдать за главным мертвяком, что стоял неподвижно уже много тысяч ударов сердца и его неживым псом, Итья было очень неловко. Неловко и больно до слёз от впившихся в колени острых граней камней. Ещё бы, ведь следить за страшным господином Опалом и его псом, развалившимся в пыли, мальчику приходилось сквозь узкие щели в дворовом плетне, при этом скорчившись так, что уши почти касались коленей, а сами колени упирались в каменную насыпь основания ограды. Но зато голые ветви яблони полностью прикрывала подростка сверху, а телега дядьки Шу, мамкиного полюбовника, стоя по диагонали во дворе, с правой стороны.

  С одной стороны телега добро стоит - подростка сейчас совсем не видно за ней. С другой стороны к хлеву со скотиной свободно не пройдёшь, кривой дугой идти надобно. Приходиться с лоханью, полной горячего варева и постоянно норовящей расплескаться, вначале до угла плетня идти, а потом огибать телегу и широко ставя ноги перешагивать вытянутый клином порожек погреба. И проделывать всё это приходиться с тяжелой посудиной на вытянутых руках. А если расплещешь тюрю-похлёбку для скотины, то дядька Шу тумаками за неловкость щедро одаряет, а мать только молча смотрит и подол юбки в руках мнёт-теребит. Обидно тогда Итье бывает очень - Шу ведь сам телегу так поставил! А, да духи пещер с этими неудобствами! Вот сейчас так выходит, что телега наоборот хорошо стоит, хоть и пришлось Итье чуть проползти на животе по земле и немного запачкать рубаху, чтоб скальным полозом ввинтиться в укромное место и там притихнуть. По открытому подглядывать за самым главным у пришлой нежити Итья всё же боялся. Опасался он сильно, что закованные в сталь скелеты его заметят и потащат без очереди на 'кровопуску' в наказание за его проступок.

  Поволокут быстро, равнодушно и молча, совсем не реагируя на его истошные крики и с хрустом вывернув руки, как волокли глупого жреца Всеблагих, что бегал по посёлку громко распевая святые псалмы и сыпля проклятиями на черепа нежити. Бегал, вопил, водой из освященного источника всех мертвяков кропил. Господин Опал за ним своими тёмными глазницами на черепе недолго последил, а потом кистью еле-еле шевельнул. Приказ неслышный своим одоспешенным 'костякам' отдал. Ну и утащили мертвяки жреца в амбар, что господин Опал под кровавую кормушку приспособил. Дня два жрец оттуда псалмы бодро выкрикивал, а на третий день хрипеть начал и в канун дня Валы Мученика его выжатый до последней капли крови труп в то ущелье сбросили, куда туши павшей скотины сваливали. В общем, наорался жрец до нимба мученика и посмертие у него будет лёгким. Да вот только жизни своей он лишился от рук нежити и душой младенческой возрождаться, в мир этот возвращаться он более не будет - оставят его Всеблагие у себя воином для битв с Отцом Лжи. Крылья и меч душевный, то есть духовный, дадут, а всё мужское и человечье отнимут. Итья с отвращением сплюнул - к нижним демонам и к тварям Грани, такое посмертие, тыщи лет не пойми кем быть! Ни дух, ни мужик. Сущность с невидимым мечом, одна из многих, что на Чистой равнине бесчисленными рядами стоят и приказа на битву со злом от Всеблагих Братьев ждут. Нет, ненадобно Итья такого. Поэтому умнее и тишее надо быть, как дядька Шу говорит. Нечего попусту базлать как безмозглый яп во время случки, когда сила совсем не на твоей стороне. Вот разве помогли жрецу Всеблагие Братья? Нет, не помогли. Не откликнулись на его молитвы. А это значит, что сила нынче на стороне господина Опала, а перед сильным и спину преломить не зазорно и язык свой глупый лучше из-за зубов не выпускать. И тогда жить будешь. Жить долго и с зубами.

   Подросток чуть шевельнулся, меняя позу, осторожно растёр ладошками затекшие мышцы ног. Нет, ну долго ещё господин Опал как каменный идол стоять будет? Со вчерашнего раннего утра ведь, ещё солнце и лучика не показало, столбом вкопанным стоит! Он, за ним наблюдая, и колени уже до крови, наверное, рассадил. Не в силах он больше без движения быть, не бесчувственный костяк же. Живой он. Да и возвращаться в дом пора - тюрю хрякам замешивать, маслянистый горючий камень для очага-тандыра колоть. Дядька Шу во всё горло орать не будет - мертвяков до обмачивания портков боится, но Итье за пренебрежение обязанностями по хозяйству затрещин столько навешает, что и Всеблагим с избытком хватит, чтоб у него крови больше положенного забрали!

   И вообще, что он поджидает, что высматривает? Стоит главный мертвяк на площади и свое думает, ему то что с этого? Всё одно на 'кровопуску' поутру идти, а потом домой возвращаться и работу нужную по хозяйству делать со слабостью в теле и кружащейся головой. Дозоры мертвячьи, что все выходы из посёлка перекрыли, никуда не денутся, дымом-туманом на солнце не развеются. Так что, пока нежить у них на постое стоит, всё будет по-прежнему. Как вот уже с начала роста Лунных Сестёр длиться. А ныне луны-сёстры уже в полной силе.

   Да и смотреть сейчас нечего. Все колдовские ритуалы и другие ужасы, что господин Опал творит, только в и полночь начинаются. А сейчас день светлый и господин Опал силу свою на предел пытать не будет. Не будет он ни мертвяков своих в ряды ровные строить, ни огнём камни плавить, да плевками огненными дырявить, ни воду морозить. И вообще, он как в Воющее ущелье на три дня сходил, совсем не такой, как в начале был, вернулся.

  В тот самый первый день, когда мертвяки посёлок окружили, он нежитью обыкновенной всем людям показался. Сильной, умной, без хозяина, но нежитью понятной и не очень, поэтому, пугающей. А вот как он с местным личем Кло встретился и побеседовал, да потом в ущелье сходил, то совсем другим вернулся. Зла в нём холодного, для мира подсолнечного абсолютно чужого и как стылый ветер равнодушного, очень много стало. Будто темная тень за его спиной стоит и своим присутствием все остатки чувств господина Опала в хладный лёд превращает. Заметно это очень для людей живых, что сердцем чуют и душой ощущают. Во много-много раз иногда страшнее зомби поднявшегося или зверя дикого, господин Опал становиться. Непонятным он бывает совсем, словно обвал горный или поток селевой разумным стал и тело обрёл. И от него сейчас не силой веет как ранее, а такой ужастью, что и слов не подобрать. Это как ночью на звёзды долго смотреть или в пропасть глубоченную вглядываться и когда дух захватит от неведомого, а сердце в комок зайцем испуганным сожмётся тогда, наверное, что-то сходное и будет. В общем, в такие моменты господину Опалу и сравнения-то не подобрать. Ужас воплощенный, как покойный жрец кричал и всё, других слов не найти этому.