Вера Чиркова - Портрет прекрасной принцессы

Уже в следующую секунду превратившиеся в поток, затем в шквал, в яростный плотный вал, вмиг разметавший нас в разные стороны и потащивший, подминая под себя, крутя и ломая, куда-то в неизвестность.

Наверное, я на какое-то время потерял сознание, потому что очнулся от резко хлынувшего в глотку свежего воздуха, щедро разбавленного талым снегом. И почти в тот же момент в уши ворвался азартный собачий лай, а по плечам больно скребнули крепкие когти.

— Нашел? — словно издалека с надеждой спросил знакомый голос, и собачьи когти сразу исчезли.

А по моему лицу, счищая снег, заскользила холодная ладонь.

— Все живы? — Первое, что я смог хрипло пробормотать, пытаясь открыть глаза.

И хотя мне это удалось, но особой радости не добавило, светлее вокруг не стало. Значит, с того момента, как нас смело с уступа, прошло очень мало времени, иначе бы уже рассвело.

— Все, — как-то слишком невесело сообщил Рамм, подстегнув этим унынием мой природный оптимизм.

Живы — вот самое главное. Только сейчас до меня начало доходить, насколько близко мы были от последней черты. Но раз боги позаботились о наших жизнях, я сделаю возможное и невозможное, чтобы их усилия не пропали втуне.

— Ты можешь помочь мне освободить руки? — деловито спросил северянина, нарочно проигнорировав его похоронный тон.

— Попробую, — вздохнул он, — но у меня одна рука… не работает.

— А ноги?

— Ноги вроде ничего, — начиная отгребать снег, сообщил лорд и только тут спохватился: — А у тебя все цело?

— Пока не понял, но вроде все. А как Ивар?

— Он попал в лавину вместе с лошадью, и она его то ли придавила, то ли ударила. Теперь мальчишка кашляет кровью и не может сдвинуться с места.

Это плохо, очень плохо, но я ничем не мог помочь спутникам, пока сам не вырвусь из этой западни, и потому в ответ на это печальное известие только крепче стиснул зубы.

Рамм старательно разгребал снег замерзшими пальцами, иногда поднося их ко рту, чтобы хоть немного согреть. Рядом с ним яростно работал лапами неизвестно откуда взявшийся Каф. Я тоже не сидел без дела. Сжимая и разжимая кулаки, постепенно утрамбовал вокруг них снег и, пока пальцы совсем не свело от холода, начал по крохам продвигать руки вперед. Спасительная идея уже родилась в моем мозгу, но для ее осуществления я должен был откопаться хотя бы до пояса.

На это ушло почти полчаса и все наши силы без остатка. Я уже понял, что погорячился, сообщая Рамму, что цел: что-то неладное было с ногой. Она сильно пострадала четыре года назад, когда я попал в ловушку Ромульена, и магам пришлось вырастить мне новые кости. Я сам виновен в том, что лечение было завершено чересчур быстро, когда молодые косточки еще не окрепли, но все равно об этом не жалею и никому не жалуюсь, если после напряженной ходьбы нога начинает ныть.

— Рамм, проглоти вот это, — капнув зелье, за неимением стакана с водой, на маленький снежный шарик, протянул я руку другу.

— Что это? — Лорд медлил, а меня вдруг начала разбирать злость.

Я без возражений валялся в темном ящике, потом несколько часов топал по холмам и перелескам, а затем еще полдня трясся на лошади и ни разу не задал вопрос, почему они считают, что в Гассию можно попасть только так. Просто поверил, зная, что сам все равно не могу придумать ничего лучшего. А лорд так смотрит, словно я собираюсь его отравить!

Не знаю, что Рамм увидел на моем лице, но высказаться он мне не дал. Поднес мою ладонь к губам и по-собачьи слизнул с нее подтаявший комочек снега со снадобьем.

Следующую порцию я капал для себя и несколько секунд после того, как горьковатая вода согревалась в желудке, ничего не чувствовал.

Зато потом усталость и боль слетели с меня, словно широкополая шляпа от порыва свежего ветра. В теле появилась необычная легкость, а в душе проснулась кипучая жажда деятельности. Я так рьяно принялся откапываться, что отлетающие комья ложились за пределами выкопанной лордом и Кафом выемки. И только когда почти выбрался и заметил в неверном рассветном полумраке алые капли, щедро расцветившие вокруг меня снег, догадался взглянуть на пальцы.

Лучше никогда не вспоминать те выражения, какими я костерил себя за недогадливость, хотя заслуживал еще и не такого. Что мне стоило спохватиться чуть раньше, когда кожу еще можно было спасти. А теперь она висела лохмами, и хотя никакой боли я по-прежнему не чувствовал, однако предельно ясно понимал: это продлится лишь до тех пор, пока действует зелье Ештанчи.

— Рамм, как у тебя с руками?

И пока лорд, еще не пришедший в себя от навеянной зельем эйфории, пытался сообразить, к чему я задал такой вопрос, схватил его руку и повернул к себе ладонью.

Как ни странно, но у него дела обстояли значительно лучше, чем у меня. Видимо, Рамму за последний год приходилось довольно много помогать Нувине в домашних делах, а может, и при изготовлении присыпок и мазей, отчего его ладони украсили вовсе не подобающие лорду мозоли. Сыгравшие роль естественных рукавиц.

— Нужно смазать и завязать чем-нибудь, — наконец-то понял, в чем дело, Рамм, но я только отрицательно мотнул головой.

Смажем и завяжем, но чуть позже. Сейчас нужно первым делом подлечить проводника, необходимый набор немагических зелий всегда со мной. А потом, пока не кончилось действие снадобий, успеть уйти как можно дальше и найти надежное убежище на ближайшие день-два. Судя по предупреждению Ештанчи, скоро нам придется туго.

Ивар лежал на постеленной прямо на снег накидке, локтях в трехстах от того места, где Каф нашел меня. Откуда взялся сам Каф, остается только гадать. Однако, судя по изжеванному обрывку веревки, украшавшему его шею, приученный к охоте пес нашел нас по следам. И первым откопал любимого хозяина. Затем они нашли лошадей и проводника, парнишка находился почти на поверхности. И все время, пока его вытаскивали, был без сознания. Он и сейчас выглядел плачевно, и синеватая бледность, разлившаяся по его лицу, заставляла меня стискивать зубы и говорить с парнем притворно веселым голосом. Осторожно приподняв голову Ивара, просунул ему в рот комочек снега с целительным зельем, пожертвованным мне когда-то Зином.

Универсальное ранозаживляющее и обезболивающее готовил для сыскарей доктор Рендис, талантливый старичок алхимик, и у них всегда можно было разжиться пузырьком. Раньше. Теперь, после того как я сумел улизнуть из-под их опеки, Зин вряд ли станет, как прежде, делиться зельями.

Из четырех лошадей уцелели только две, те, с которых Ивар успел снять путы. Остальных поблизости видно не было, и искать их я не собирался. Нам еще несказанно повезло, что нашелся один дорожный мешок, видимо, я так и не выпустил его из рук. Он обнаружился в яме, из которой выкопали меня, и теперь являлся нашим единственным имуществом.