Крещение сталью - Пан Борик

***

Всё плохое, как и хорошее подходит к концу, закончились и деньки проведённые с Курви. Наставник звонко отблагодарил новичков, заплатив каждому по три золотых злати, что при здешнем курсе было вполне неплохо. Конечно хитрый наставник большую часть суммы полученной на постройку и от постройки припрятал себе, но это мало волновало выживших. Им вновь предстояло вернуться к elephantus, и перспектива дальнейшей каторги совершенно не радовала. Они опасались худшего, и это худшее произошло.

На следующий день, после тренировок Курви, в лагерь новичков пожаловал Ватрувий, всё такой же грузный и внушающий страх. Он смерил ехидным взглядом Ину, многообещающе встретился глазами с Бенджи и заговорил:

— Ну-с, отдохнули как погляжу, вы здраво. Что ж, значит и предстоящее испытания преодолеть сумеете. Я придумал как ускорить ваши мучения, и избавить, некоторые persona от них. Вечером жду вас у замка, за это время — ухмыльнулся мужчина — подумайте о побеге.

Весь день семёрка мучилась в догадках: что же придумал изувер и о каком испытании он говорил? Лучшим способ узнать — встретится лицом к лицу. И отряд отправился в назначенное место, минуя городские улочки с грустью и тоской. Оранжевый закат слабо согревал, лучами обнимая отважных героев. Он будто бы отправлял их в никуда, предварительно зная исход пути. Но Бенджамин был уверен: он не умрёт во что бы то ни стало, ведь помереть felis, мог и дома!

***

Каторга? Нет, не точно. Пытка? В очень извращённом понятии. Давление? Симптом, но не болезнь. Тогда как же назвать это? Издевательство. Да, над отрядом издевались, крепко хватая за нутро и превращая его в блевотную кашицу.

Стояла гробовая тишина, семёрка расположилась на полу, легли на бок, закрывая глаза. Вокруг лежали батраки, играя роль массовки, жаждущей хлеба и зрелищ. И если первое они получили вечером, то вот второе ждало их на протяжении ночи. Ватрувий медленно вышагивал вокруг лежащих на земле, в руках у elephantus’a была огромная, чугунная дубина, которой мужчина намеревался, как он выразился, сокращать численность бездарей. Так и начались адовы круги, в понимании лежащих.

Пол был холодный, а шаги наставника смешивались с топотом ещё нескольких наблюдателей. Они делали ставки, разные, но каждая из них была коварна: Кто не справится с эмоциями? Кто первый умрёт? Кто закричит? Эти и подобные вопросы витали в воздухе, становясь звонкой златью сыплющейся на стол зрителей. Ставки были сделаны, мнения высказаны.

Сердце Ричи было готово взорваться от напряжения, одежда покрылась потом, стало трудно дышать. Homo пытался рассмотреть хоть что-нибудь, но темнота мешала задуманному. Даже когда глаза привыкли к мраку, максимум, что мог увидеть homo это силуэт лежавшего неподалёку. Они были игрушками, предметами, над которыми можно издеваться, ведь они не ответят. Клаус пытался возразить, Бэм отказывался участвовать в подобном, но несколько тумаков от Ватрувия заставило их принять условия. Они в плену, утопают в извращённом безумстве наставника.

Бенджамин не видел лица впереди лежавшего, но протянул ладонь, касаясь пальцами кожи. Ему казалось что эта смуглая кожа, обладательница которой имеет изумрудные глаза. Нет, ему хотелось верить в это. Но приглядевшись внимательнее он увидел колпак и понял, кто сжимает его ладонь в ответ, это была Соня. Чудачка тихо всхлипывала, волновалась и была на грани срыва, но полностью отдавалась в руки Судьбы, которая, по мнению девушки, ведёт её с рождения.

Удар. Тишина. Шаги. Ина, как ей казалось, расположилась в самом лучшем месте: близ стены. Таким образом она видит надвигающегося наставника, а значит может предугадать действия изувера. Снова прозвучал удар, эхом проходясь по стенам. Иосифу стоило больших усилий не закричать, и чтобы этого не случилось, мужчина прикусил палец, тот самый, с перстнем, сдавливающим кость, будто тиски. Всё тело пробил озноб, а перед глазами приземлилась здоровенная кувалда.

«Играет — понимали все кроме Клауса — он просто запугивает нас. Будь у него намерения посерьёзнее, уже давно бы послышался треск голов.» Кажется всех посетила одна и та же мысль, исковерканная от существа к существу, но тем ни менее единая. Но у этих мыслей была и обратная сторона: возможно elephant просто играет с ними на потеху публике; тем geek, что наблюдают за страданиями других, скрипя стульями в могильной тишине.

Что-то упало, встретилось с полом и резкий удар раскроил это нечто. Ошмётки полетели в разные стороны, крик сорвался с уст Сони, Ричи подскочил намереваясь бежать к выходу. Бенджамину ничего не оставалось, кроме как подключиться к отчаянному плану побега, вскакивая вместе с Бэмом и Клаусом, ещё не зная, что делать, но уже готовясь ко всему.

За дверью заскрипели половицы: быстро, одна за одной, будто бы кто-то не жалея сил пробирался в это ужасное место. Открылась дверь, свет факела разрезал темноту и осветил представшую перед глазами Крузаны картину: бешеные глаза Ричи; свернувшуюся калачиком Ину, рядом с которой навис Ватрувий держа в руках дубину; Бенджамин, Иосиф, Клаус стоящие в боевых стойках с поднятыми вверх кулаками; Бэм который трясёт Соню за плечи; и ошмётки арбуза разлетевшегося во все стороны света. Послышались аплодисменты: публика была довольна и быстро разделив ставки и получив выигрыши, ретировались во избежании, как говорят местные богачи, "публичных гляделок". Стало тихо, даже слишком.

— Ватрувий.

— Крузана.

— Что ты здесь устроил? Решил в шуты податься? Да не выйдет, мордой не вышел.

Мужчина изогнул хобот, протяжно протрубив — оскорблён, поняла женщина, и была рада уязвить гордость существа. В мире, после всплеска мутаций, было введено всеобщее правило, под которым поставили печати сильные мира сего: оно обязывало каждого из живущих соблюдать минимальные нормы этики и не употреблять в речи оскорбительных высказываний, потому как уродится «не, таким как все» на данный момент, было крайне легко. Именно по этой причине, elephantus свернул бы шею Крузане, будь у него такие полномочия. Мужчина также мог говорить с провинившийся на языке боли, но вот незадача, таблички обоих золотые, что даёт им равные права, а значит ни один из них не может требовать дуэли без согласия второго. Замолчали, наставники сверлили друг друга взглядами. Внезапно, но крайне громко, в помещение зашёл Червини, минуя дверной проём, как и всегда, наклоняя голову.

— Занятные, оказывается, вещи в замке творятся. Шёл я себе спокойно по делам, гляжу финансистов толпа, дай думаю спрошу: откуда да куда? А оно вон как оказывается,