Джен Коруна - Год багульника. Летняя луна
При этих словах Моав неожиданно напряглась, ее глаза вспыхнули странным огнем.
— То есть, вдохнув этот дым, можно, например, найти то, что даже неизвестно, где искать? — осторожно спросила она.
— Я ведь сказала — он дает лишь знаки, порой очень смутные. Понять их сможет лишь маг, имеющий природный талант к такого рода вещам.
— Стало быть, я не смогу получить ответ?
Хранительница отрицательно покачала головой.
— Нужны годы практики, чтобы настроиться на столь тонкие материи.
— Но ведь ты-то наверняка владеешь всеми секретами элефт! — оживилась Моав. — Ведь так?!
Хега ничего не сказала, но это было и не обязательно — ответ и так был очевиден. Эльфа схватила ее за плечи и с неожиданным жаром воскликнула:
— Мне надо узнать, где находится одна вещь! Только это, и все!
Сильфа бросила на нее пытливый взгляд, но промолчала. Моав с силой сжала птичьи плечи, ее лицо пылало от волнения.
— Мне надо знать, где находится меч Лагха — Полночная Молния! — почти выкрикнула она. — Ты можешь узнать это? Ты не представляешь, как это важно для Риана!
Ее синие глаза блестели, тонкие пальцы сжимались на платье Хеги, но сильфа снова покачала головой.
— Я лишь воспитываю детей — дела Великой битвы меня не касаются. Нельзя использовать силы деревьев жизни для того, чтобы развязать войну, какой бы справедливой она ни была. Прости, Моави, но я ничем не могу тебе помочь…
Эльфа со вздохом отпустила ее и снова встала рядом. Некоторое время они молча смотрели, как сушится сок сикоморы, затем Моав попрощалась и тихо покинула храм.
* * *Отказ Хранительницы сильно удручил эльфу — она вернулась к себе в комнату опечаленная и уставшая. Хотя последнему могло быть и более простое объяснение — как-никак, она еще не совсем оправилась от ран. С расстроенным видом она опустилась на маленький стульчик у кровати. Неожиданно со стороны двери раздался шорох. Моав обернулась — в дверном проеме, опершись о стебли лиан и глядя на нее дикими глазами, стоял Сигарт.
Она вскочила, инстинктивно отступила за маленький, стоящий посреди комнаты, столик; было видно, как под тонким платьем быстро-быстро бьется ее сердце… Не говоря ни слова, хэур отмерил шагами расстояние, которое их разделяло, и быстрым движением выбросив вперед руку, схватил ее за шею. Моав хрипло вдохнула, обеими руками вцепилась в его пальцы; синие глаза были полны животного ужаса. Сигарт приблизил свое лицо к лицу эльфы. Со стороны могло показаться, будто он просто разговаривает с ней, на самом же деле все было куда хуже.
— А вот теперь ты, наконец, расскажешь, зачем ты все это затеяла… — спокойно и жутко проговорил он. — Учти, что от твоих слов зависит то, останешься ли ты в живых или сегодня же отдашь свою бесценную душу. Я слушаю тебя.
Он говорил непривычно тихо и спокойно, и это спокойствие было спокойствием смерти, безжалостной и беспристрастной. Веллара снова захрипела, но не произнесла ни слова. Она не просила пощады, ничего! Остекленевшие глаза, не отрываясь, смотрели на хэура, по бледным губам поплыл мертвенно-синий оттенок. Сигарт начал терять терпение. Сощуренные глаза вспыхнули ровным оранжевым огнем.
— Думаешь, я пришел с тобой играться?.. — ледяным тоном спросил он, сжимая пальцы. — Ты ошиблась — на этот раз все будет иначе. Ты сейчас же расскажешь мне все — и про виверна, и про грозу, и про души. Ты ведь все знала, да?
Моав не отвечала, лишь белые пальцы сильнее вцепились в его руку. Широко раскрытые синие глаза продолжали смотреть на него, прозрачные и холодные, как два куска льда. Сигарт немного ослабил хватку — на случай, если она мешает эльфе говорить — но она лишь сипло втянула воздух. Его пальцы снова сжались на тонком горле. Он переменился в лице.
— Скажи, что ты не использовала меня! — выкрикнул вдруг он с каким-то невыносимым страданием. — Скажи, что ты была со мной просто так, и я оставлю тебя в живых! Ну не молчи же!
Однако все было напрасно: глаза эльфы подернулись предсмертным туманом, но посиневшие губы безмолвствовали, как и прежде. Сигарт в сердцах тряхнул эльфу за шею и отбросил от себя. Она бессильно упала на пол, и осталась лежать там, тяжело дыша. Дернув из перевязи нож, хэур с размаху бросил его…
Лезвие с глухим звуком вонзилось в толстый ствол лианы в стене. Бросок был такой силы, что оно вошло в дерево на половину своей длины. Моав резко вскрикнула — это было первое, что Сигарт услышал от нее. Прошло некоторое время. Сигарт стоял, не шевелясь, посреди комнаты; Моав, скрутившись, шумно дышала на полу. Наконец, он быстро подошел к ней, присел рядом и силой поднял за плечи с пола. Взглянув в лицо эльфы, он вздрогнул — он не узнавал ее! Огромные глаза все так же смотрели прямо перед собой, губы стали бордовыми и дрожали — казалось, она даже не понимает, кто перед ней. Взяв ее пальцами за подбородок, Сигарт быстро поднял ей голову.
— Дай, посмотрю…
По тонкой шее чудовищным ожерельем тянулись багровые кровоподтеки.
— Голова сильно кружится? — изменившимся голосом спросил он.
Губы эльфы зашевелились. Остановив, наконец, взгляд на хэуре, она прошептала страшным, помертвевшим голосом:
— Убей… Убей меня и больше не спрашивай ни о чем!
Это прозвучало настолько жутко, что Сигарт невольно содрогнулся. Точно очнувшись, он поспешно поднял эльфу с пола и на руках отнес на кровать.
— Вот, полежи, сейчас тебе станет легче, — растеряно говорил он. — Я сейчас принесу мокрое полотенце, приложишь…
Он поднялся, чтобы уйти, но Моав схватила его за руку.
— Не надо… ничего не надо, — хрипло проговорила она. — Сядь рядом со мной…
Он снова опустился на колени подле кровати и прерывающимся голосом заговорил:
— Тихо, тихо, Кузнечик! Все в порядке…
Эльфа затихла. Несколько мгновений оба молчали. Наконец, Сигарт поднял глаза на нее.
— Как же мы теперь будем жить? — растеряно спросил он.
Она покачала головой — медленно и задеревенело, точно кукла.
— Не знаю, — чуть слышно ответила она, и еще тише добавила, — прости меня…
Сигарт крепко обнял ее бедра обеими руками и прижался к ним головой.
— Если бы ты знала, Кузнечик, как я по тебе соскучился!
Напряжение, мгновение назад дрожавшее в воздухе, лопнуло, точно перетянутая струна. Приподнявшись на постели, эльфа осторожно коснулась пальцами серых волос хэура, отвела непокорные пряди с крутого лба.
— Я тоже по тебе соскучилась, — тихо, неожиданно светло произнесла она, — меня целых восемь дней никто не называл Кузнечиком…
Она постепенно приходила в себя, ее глаза оживали, с губ сходил синюшный оттенок. Хэур спохватился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});