Джал Халгаев - Книга Мертвых

И вот расплывчатая серая тварь в прыжке отрывается от земли.

Девица замечает его краем глаза. Разворачивается, протягивает руку к висящему на поясе палашу, но уже поздно.

Тощий копатель сбивает ее с седла, на ходу откусывая одним махом голову и заодно перерезая твердым как камень когтем лошади глотку.

Вся троица валится на заснеженную дорогу. Кругом кровь.

Я медленно выдыхаю, успокаивая сердце.

Шонк достает из пасти остатки ее головы и выпрямляется - удачно. Он собирается утащить свою наживу к себе в нору и впасть в летаргию еще дней на тридцать. Вот он уже вкалывает в тело ее свой яд, используя растущую вместо носа кривую трубку, оканчивающуюся острым шипом, но я спускаю тетиву.

Стрела визжит.

Я не сомневаюсь, что шонк услышит, но уклониться от нее уже не сможет.

Дождавшись стука его мертвого тела о лед, я поспешно спускаюсь вниз и развязываю на поясе толстую веревку. Связав за ноги вместе шонка и лошадь, я думаю, как затащить их наверх и быстро, ведь остальные тоже дожидаться не будут: дорога ничья, и охотиться тут может каждый.

Еды мне теперь хватит на месяц...

Я смотрю на обезображенный труп девушки и поправляю себя: на месяц и еще дней шесть.

Сначала создание своего собственного календаря показалось мне неплохой идеей. Первые лет сорок я действительно каждый день оставлял на стене своей пещеры в горах новые черточки, тщательно вырисованные проледеневшим треугольным камнем, но потом, когда их стало столько, что они полностью стали перекрывать двухметровый пласт породы, мне надоело.

Как выяснилось, сойти с ума не так уж и сложно. Дошло до того, что я одно время перестал оттуда выходить и добывать себе пропитание, а тупо пялился на эти гребаные черточки и думал - в основном о том, что я тут сдохну. Не в силах больше смотреть на потраченные впустую дни, проведенные мною в этой чертовой темнице, я вынужден был уйти оттуда, едва не лишившись разума.

Шесть дней я искал новое жилье. Отморозил два пальца на правой ноге, чуть не потерял от холода нос и левый глаз, когда в него угодила льдинка, и застрял еще на неделю в темной расселине меж хребтами неизвестных мне гор. Кстати, последние оказались обиталищем дюжины шонков, так что пришлось оттуда поспешно сматываться.

Еду я, конечно, с собой прихватить догадался, но она закончилась на четырнадцатый день, а погода все ухудшалась. Снег валил, будто на зло выла протяжнее метель, и из этой бесконечной вьюги теней я отчаялся выбраться. Пришлось отрезать от бока пласты кожи и есть их так - сырыми, лишь бы не упасть в обморок от голода, ведь тогда я бы точно подох.

Нет, я вовсе не напрашиваюсь на жалость, да и обычный человек навряд ли бы тогда выжил, но, во-первых, я находился в изгнании в довольно-таки странном месте, а во-вторых, я вовсе не обычный. То, что со мной сделали в наказание, помогло мне протянуть уже около трех веков и несколько улучшило самочувствие. Бессмертие? Я бы не сказал. Я знал, что если получу рану или не буду есть, то погибну, и это уже отнюдь не бессмертие, а здесь и того хуже - почти бесполезное свойство организма, притупляющее боль.

На двадцатый день боги решили-таки надо мной сжалиться, и погода успокоилась. В течение двух дней еще шел снег, и выл ледяной ветер, но он уже не пытался скинуть меня вниз или вжать в землю до такой степени, чтобы я стал с ней единым целым. Я смог идти дальше.

За сутки я преодолел несколько километров и остановился на ночлег у подножия каменных скал, спрятавшись в разломе, прикрытым с одной стороны толстыми наростами синего льда. От них я отколол несколько маленьких льдинок в форме линз и развел огонь из подготовленного заранее хвороста, хоть и мало надеялся на успех этой затеи.

К ночи объявились аквитлы - такая местная разновидность снежных барсов. Нападать на всю стаю в открытую - чистое самоубийство. Даже один аквитл челюстью запросто прокусывает медведю лапу, заодно ломая надвое и кость, что уж говорить о человеке, существе слабом и неприспособленном.

Я дождался сумерек, взял свой лук и вышел на охоту.

Может быть, я говорю очевидное, но в охоте главное не стать добычей. Был вариант охотиться на кого поменьше, но здешняя фауна не славилась особым богатством чего съестного. Те же аквитлы чаще питались друг другом, чем, скажем, турами или снежными козами. Последних так вообще теперь почти не встретишь.

Затянув потуже завязки своей одежки, сделанной из шкур убитых мной ирбисов (чтобы зверье не учуяло во мне человека), я стал медленно спускаться вниз.

Снег прекратился, и я впервые за долгое время увидел жухлый полумесяц далекой луны и иссиня-черное безграничное небо с россыпью мелких горошинок-звезд.

Я припомнил, каким оно выглядело, когда я еще жил во дворце, и знаете, что я вам скажу: пожалуй, небо - единственное, что ничуть не изменилось. Сегодня мне повезет. Надеюсь.

Первого аквитла я приметил у маленького ручейка с пресной водой, который каким-то чудом не замерз и спускался с самых верхушек гор. Тварь мирно стояла рядом и хлебала ледяную водицу из ручья, даже не замечая меня всего-то дюжиной метров выше.

Я вытянул стрелу и приготовился натягивать тетиву, но нечто вдруг дернуло меня за руку, и я остановился. Глянув в сторону, я с досадой заметил крадущегося к аквитлу шонка по левую руку от меня.

Его продолговатая морда повернулась ко мне и ощерилась сотней кривых клыков, на удивление приемлемо размещающихся на коротких округлых челюстях.

- Понял, - прошептал я, пуская облачко пара. - Он твой.

Я на секунду запнулся. Я мог пустить ему стрелу в лоб как тому, что убил ту странную черноволосую девицу, но вовремя остановил руку, заметив, что тварь, хоть и подкрадывается к огромной кошке, все равно продолжает внимательно за мной наблюдать. Да, шонки наполовину слепы, однако по реакции не уступают и кобрам. Тот же просто был отвлечен близкой добычей - молодняк, чего с него взять.

Я спустился чуть ниже, обогнул небольшую рощицу из низеньких северных березок и вышел к озеру, которое походило на белом фоне склона как огромное жидкое зеркало из чистого серебра.

Я остановился, наблюдая, как клыкастый белый аквитл грызет продолговатую берцовую кость неизвестного мне существа. Ну, вот и моя добыча. Лишь бы поблизости не оказалось его дружков, иначе потрачу впустую стрелы, давшиеся мне тяжелым трудом, и придется улепетывать от голодных барсов.

Я натянул тетиву. Ладонь остановилась напротив щеки, забитые мышцы неохотно напряглись. Я прицелился.

Стрелять не так уж и просто, скажу я вам. Даже спустя стольких лет я так нормально и не научился справляться с луком, через раз промахиваясь или сетуя на чертов ветер, который уносил мою стрелу в сторону, из-за чего не раз моя жизнь оказывалась на грани жизни и смерти, а треть шрамов на моем теле постоянно напоминали мне о моих неудачах.