Татьяна Мудрая - Мириад островов. Рождение героя
— Ой, мам-Гали, посольский флейт приплыл, рядом со старой гаванью бросил якоря. Ай. Высокий отец-кавалер, вы ведь прямо с борта? Мы — Орихалхо и Барбара, мессер…
— Мессер кардинал-епископ, то же полковник ордена святого Езу Барбе Дарвильи МакБрендан, добрый приятель вашей матери, к её и вашим услугам, — Барбе церемонно раскланялся, не снимая тафьи. — А также старый знакомец прочих ваших родителей.
— Мам, тот самый? — догадливо спросила Олавирхо.
— Кто-то, — сурово ответила Галина. — И кончен разговор. Живо бегите к маме Орри и папе Рауди, доложитесь. Пускай сообразят насчёт особо хорошего обеда и баньку пожарче истопить. Ты как, Барб, в чистые овощееды пока не записался? Постов вроде бы нет никаких.
— Странника сие не касается. Потребляю всё, что дадут, — ответил улыбаясь.
— А уж мыться-стираться, помню, всегда любил. Признайся, во время долгого пути разве что из-за борта солёной водой окатывало?
— И ещё из ведра, когда палубу мыли, — подхватил он. — Ты, я вижу, наловчилась задавать своим мужчинам баню.
— Каким мужчинам? Орри у нас твёрдо по женской части идёт. Вот Рауди — иное дело. Ты ведь слышал, кто из нас есть кто?
— Слегка запутался. Какая девочка от меня?
— Младшая, конечно. Барба-Варенька. Черноволоса и синеглаза, словно капитан Блад.
— Пират?
— В пиратах у нас дочка Орихалхо числится. Азартна и не так любит учиться и рассуждать, как действовать.
— Наслышан. И что Рауди — догадывается?
— Нельзя же столько лет человека дурачить. Все мы всё знаем. И никаких с того слёзных драм не вышло.
— А такое распределение ролей — лишь для удобства в общении. Верно?
— Барб, я уж привыкла, что в простоте душевной ты перед моими очами не являешься, — чуть резко проговорила Галина. — Не заговаривай зубы. Говори, в чём дело, пока мы одни. И покороче.
— Покороче не выйдет. Одно могу сказать сразу: поручение моё — из добрых, хотя тебе не одна с него радость получится.
— Утешил. Ну, говори же.
Они снова уселись — Галина отделила от себя часть своей тряпки, ровно столько, чтобы щёголь-монах не повредил роскошных одежд.
«А если прострел заработает — его личное дело», — подумала с лёгкой мстительностью.
— Что король Кьяр развелся, отправил жену в монастырь и сам постригся в монахи — слышали ведь?
— Естественно. Голуби на крыльях принесли, а потом и указ по воде прибыл. Но без особых деталей.
— Там получился небольшой мятеж. Зигрид всегда чувствовала себя на чужом месте и оттого бывала несколько опрометчива. Помнишь Михаила?
— как не помнить. Безусловно.
— Ну вот, отродив нужное количество королят и не имея иных занятий, она предалась развлечениям, — чуть поморщившись, объяснил Барбе. — Вот и затянуло её. Пошла наперекор нашим вечнозелёным дамам во главе с матерью моей и Кьяртана. Взяла на ложе кавалера весьма двусмысленной репутации. Чуть не погубила этим одну девочку, королевскую воспитанницу, против коей и составился упомянутый заговор. На жизнь Кьярта тоже покушались — тот самый сьёр Эрмин. В целом обошлось: теперь у нас на троне юный Фрейр-Юлиан, родной сын короля, и та самая малютка Фрейя. Обменыши: первый вырос в городе Москва, вторая оттуда родом. Уже и наследник растёт.
— А ты как в эти дела замешался?
— Поручение Братства. Меня тогда смотрели на высокий пост, ну и сказали: «Недостойно тебе шарахаться от тени. Иди и склони короля Кьярта на сторону бывшей Супремы — это нам необходимо, но для тебя самого лишь предлог испытать себя. Смотри ему прямо в лицо и говори одну лишь правду — ничего, помимо правды, как ни была бы она для тебя невыгодна и опасна».
— И верно — твой самый жуткий страх. Встретиться с ним лицом к лицу.
— Я всё вспоминал святого Франциска из Ассизи. Как он велел стыдливому брату раздеться догола во время святой мессы.
— Теперь Кьяртан знает?
— Представь себе. Знает и то, что я, как его сводный брат, обязан ему верностью, а вместе со мной — моё братство. И что? Всё по сути осталось на своём месте. Земля не разверзлась и небеса не обрушились. Душу он мне подарил, сердце оставил при себе. Оба мы одиноко стоим против ветра — и оба тем счастливы.
— Я рада. Поистине рада. Так что там насчёт меня?
— Молодой король собирает вокруг себя родню, ближнюю и дальнюю. А твои дочки — они ведь тоже родственницы с левого боку, сам король-отец в своё время объявил о том прилюдно.
— Но это неправда. Даже в том, что касается Олли.
— Кто будет особо копаться и входить в детали? Я официально признан королевским братом, Рауди и такого признания не потребуется.
— А что мы все заразны — то не считается.
— Оставь. Вы все в этом смысле благонадёжны. Ещё ради того я и приехал, чтобы сообщить: никто в Вертдоме не сумел и не сумеет подхватить от тебя и других рутенцев бациллу. Доказано на опыте.
— А сама Земля…
— Там иные проблемы, — коротко ответил Барбе.
— Хорошо, об этом позже. Я ведь сама захотела коротко и ясно.
— Твои дочери неплохо образованы — вы покупаете им книги, круглые сутки с ними возитесь, а в последнее время пытливость девочек работает сама по себе. Отличные наездницы, хотя вот лошадей видели только на картинке: седлают мулагров. Владеют многими видами оружия. Рукодельницы и поварихи тоже отменные — в размере куда большем, чем принято у знатных девиц. Но ведь это сущие дикарки — не знают никого помимо вас троих, не сумеют быть одни посреди многолюдья. И, кстати, вы принимаете в расчёт, что это уже невесты на выданье?
— Да. Я немало о том думала. Им почти столько, сколько было мне, когда отец привёз меня в Верт. Но, Барб, если ты здесь, то на острове могут поселиться и другие.
— Хочешь устроить здесь колонию? — спросил езуит. — Предположим, ты получила такое право. Высокое королевское помилование, снятие печатей и открытие затвора.
«Ох. И верно — помилование. Я, как всегда, не помню самого важного».
— А здесь ещё и чумные погосты повсюду — вы свыклись с их дыханием, вам оно ни с какой стороны не страшно, однако вольный народ, пришедший со стороны…
— Барб, это же преодолимо, так? Если у меня такие влиятельные покровители. Стоит поманить этих вольных, убедить, что нет никакой опасности — а её взаправду нет. Стоит захотеть лично мне.
— А ты хочешь?
Она подумала:
— Тебе всегда было бесполезно врать. Нет, не хочу, в самом деле.
Она выставила ногу в самодельном башмаке, покачала носком:
— Мы вполне самодостаточны. Климат здесь не суровый. Затяжная весна, роскошное лето, нарядная сухая осень. Зима словно бы создана для обильного снега и влаги, чтобы земля сумела ожить по весне. Одичавшая пшеница и рожь, яблоки, груши и сливы, непохожие на дички. На прогалинах клубника с земляникой, на опушке — брусника, черника и гоноболь. Жердёлу прошлый год отыскали — это дикий абрикос, очень сладкий. В лугах — лён, который легко теребить, и конопля. В лесу — дуплистый сухостой и пчёлы с их мёдом. Мои охотятся и рыбачат — истребить и укротить никакую живность вообще не выходит. Имеются небольшие залежи гончарной глины. После каждого прилива можно отыскать в песке янтарь, сердолик и отломки кораллов — последнее не удивительно, мы ведь живём на сотворённом их силами щите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});