Наталия Ипатова - Дом без кондиционера

Сначала я подумал, что по ошибке надел не те очки. Или вовсе забыл надеть их. Пыль, парящая в узком солнечном луче, выглядела не как обычное мелкое, играющее алмазными гранями крошево. Она вообще… не выглядела как пыль. Сказать по правде, это были настоящие хлопья, светящиеся по краям и хаотически перемещающиеся в столбе света. Я снял очки и протер, попутно убедившись в их наличии. Спускаться за ними вниз было бы немыслимо. Потом вооружил ими свой нос. Потом задумался о звонке в ректорат на предмет кандидатуры студента, который за несколько фунтов в неделю и сладкую мечту о послаблении на моих экзаменах согласился бы пройти здесь с влажной тряпкой. С нового года, желательно в неделю – раз. Последнего я уволил как раз перед наступлением рождественских каникул, когда застал его при попытке пройтись по корешкам драгоценных книг пылесосом. Убивая в прах свои последние надежды, парень кричал, что в этом доме-музее согласится работать только музейный работник, да и то не всякий, а только исключительный фанатик своего дела, полагающий уход за предметами старины возможным исключительно с применением современных им средств. К калитке он шествовал приседая, разводя руками и на разные лады издевательски приговаривая: "Метелочка для пыли!"

Ах да, пыль!

Возможно, виной всему были мои склеротизированные сосуды. Вам, без сомнения, знакомы эти светящиеся червячки с черным хвостиком, время от времени появляющиеся перед глазами. Кровосос с внимательными глазами, называющий себя моим домашним доктором, навещает меня регулярно, скорее всего, по инициативе Рэйчел, и отчитывается перед ней же по телефону, используя мое имя в своих собственных рекламных целях. Не мой человек, а стало быть – на войне как на войне. Согласно установленным мною негласным правилам, я позволял ему проводить над собой все его бессмысленные процедуры, и в точно предписанное время смывал рекомендованные им таблетки в канализацию. Я, видите ли, верю, что методичность и последовательность рано или поздно приносят свои плоды. Едва ли было бы разумно позволить ему преждевременно, на радость наследникам, загнать меня в гроб.

Напряжение тут не поможет. Для того, чтобы успокоились эти мечущиеся искры, надобно расслабиться и посидеть. Пятясь, я нащупал рукой позади себя кресло и опустился в него. Потом так же наощупь обнаружил на столе очки "для близи" и надел их.

Если сфокусировать взгляд на искре из глаз, она исчезнет.

Эта не исчезла. Перед моим лицом в раздражающем трепете прозрачных крылышек завис субъект размером с мой мизинец, одетый в лосины, подпоясанную широким ремнем тунику и шапочку, в точности как в мультфильмах про эльфов или Робин Гуда.

Я не испугался, а только нервно сглотнул, когда легчайшее прикосновение задело кончик моего носа. Человек, восемьдесят семь раз встречавший Рождество, едва ли способен бояться того, во что не верит. В данном случае я не поверил собственным глазам. Но пока я на него моргал, существо подняло к лицу кулак, приложив его к носу оттопыренным большим пальцем, а направленным ко мне мизинцем несколько раз качнуло из стороны в сторону. Вероятно, таким образом оно передразнило броуновское перемещение моего взгляда. За это время я рассмотрел его полусапожки с длинными острыми носами и висевший на поясе рожок. С противоположного конца комнаты сквозь стекло книжного шкафа на меня издевательски уставились подшивки бюллетеней Кавендишской лаборатории. Резерфорд и Томсон, Резерфорд и Гейгер, Резерфорд и Содди… Белые обложки утверждали материальность мира вплоть до строения атомного ядра.

Мой резкий выдох отбросил его в сторону на пару футов и спровоцировал возмущенный комариный писк. Потом… потом я оказался в самой середине стрекозиной стаи.

– Фрике, немедленно прекрати! – раздался повелительный голос. Дамский. Стервозный, знаете ли, такой голос, из тех, кому проще повиноваться, нежели сопротивляться. И Фрике – таково было, по-видимому, имя молодца в зеленом, послушно порскнул прочь. Дама заняла его место.

Ух, какая это была дама! Я видел разные образцы. Моя мать носила корсет, юбку до полу и увлекалась шляпками. Рэйчел, например, появилась в этом доме в платье с круглым воротничком, с бантиком у ворота, синий крепдешиновый подол спускался на ладонь ниже колена, и в очках, оправленных в рог. Феминизм, моментально выродившийся в свою противоположность. Кристофер, с детства пресытившийся обществом образцовых кембриджских дочек, притащил в дом рыжую девицу в босоножках без чулок и юбке от Мэри Куант. Нынешняя канадская девушка Джима, судя по электронным фото, была пухленькой блондинкой и носила джинсы и кожу. Да и сам Джим заделался совсем канадцем: носил свитер под пиджаком и разгребал лопатой снег на стоянке перед домом.

Дама, зависшая перед моим носом, была одета во что-то прозрачное, причудливо обернутое вокруг изящного стана, вихрящееся у ног, переливчато-обильное… И все равно оставляющее неудобное ощущение того, что миниатюрная госпожа не одета. По меркам Кембриджа подобное декольте было вызывающе непристойно. Дамы нашего круга называют таких особ "роскошными", ухитряясь шипеть на этом слове. Исходя из субъективного ощущения, оторвать от них глаз практически невозможно.

Она была брюнетка, с волосами, уложенными наверху в невероятно сложный "слоеный пирог", с открытой шеей, недлинной, но гордой и с изысканным изгибом. И она смотрела на меня, явно ожидая от меня какого-то действия к началу разговора. Я замешкался. Если бы на мне была шляпа, я бы ее снял.

– Я их королева, – сказала она. – Меня зовут Маб.

Естественно, как же иначе!

– Я много слышал о вас, – в прежнем замешательстве отозвался я. – Хотя, признаться…

– Я привыкла к обращению "Ваше Величество", – перебила она. Впрямь привыкла, ее ледяной тон трудно было назвать доброжелательным. – Но поскольку вы не являетесь моим подданным, вероятно, вас устроит обращение "миледи".

Я вспомнил, что я – в своем доме.

– Не могли бы вы, – я дернул кистью в воздухе, – перестать…

Ее прекрасные брови приподнялись, что означало, по-видимому, изумление.

– Я могу пойти на такую уступку, – температура ее голоса понизилась еще на несколько градусов. – Но обычно я соглашаюсь подвергнуть себя этому роду неудобств только в дипломатических целях. Должна я понять, что вы предлагаете мне официальные переговоры?

– Я… мнээ… прошу вас, миледи… будьте так любезны.

Все еще сохраняя напряженное выражение лица, миледи Маб изменила ритм трепыхания крылышек и плавно опустилась на стол передо мной. То есть на клавиатуру, которая немедленно отозвалась протестующим писком.