Вероника Сейнт - Магическая Трилогия: Спящая Красавица

Виктор скептически хмыкнул, но не стал спорить. Он слишком мало знал это место, что бы хоть что-то о нем говорить.

— Два года назад я приехал сюда с наследницей, чтобы понемногу ввести ее в курс дела. Рассказать ей, как обстоят дела на фабрике, какие в этой стране законы, какой менталитет, как дела с продажами в Европе и…

— И еще множество вещей, которые мне знать не обязательно, — Виктор потер глаза. Он понимал, что его слова прозвучали довольно грубо, но сейчас ему меньше всего хотелось знать подробности работы компании мистера Льюиса.

— Ладно, — мужчина нервно поежился. — Мы жили какое-то время в нашем доме. Потом она захотела сделать ремонт, потребовала от меня немедленного решения, и я исполнил ее каприз. Буквально через неделю рабочие уже вовсю переделывали интерьер по ее эскизам, а мы почти со всеми нашими вещами жили здесь, в этом отеле. Она привезла с собой книги, одежду, даже свои детские дневники… — старик рассеянно потер глаза, пытаясь скрыть набежавшие слезы. — Не то, чтобы ей нравилась Румыния. Ей нравилось, как здесь устроена работа компании, и еще казалось, что она недостаточно знает о происходящем здесь, поэтому и настояла на том, чтобы мы остались подольше, а не возвращались в Англию.

— Ваша наследница, кем она была для Вас? — Виктор пил кофе большими глотками, стремясь поглотить как можно больше тепла.

— Не была, есть, — поправил его мужчина. — Она моя дочь.

— Я мог бы и сам догадаться… — Виктор видел во взгляде мистера Льюиса сожаление и вселенскую тоску, настолько сильную, что у Гадателя самого защемило сердце.

— Может, я сам виноват. Не уследил или что-то еще… Мы несколько недель здесь прожили, казалось, все было нормально, — мужчина замялся. Виктор заметил, как он ерзает на месте. Видимо, ему не терпелось отвести Гадателя куда-то еще. — Наверное, я не смогу Вам об этом просто рассказать.

Виктор сделал еще несколько глотков кофе и мысленно попрощался и с этим напитком.

— Если Вы не можете мне об этом рассказать, то… — начал Гадатель и замолк, сощурившись и смотря на старика. Мистер Льюис поднялся и кивнул в сторону выхода из ресторана:

— Тогда я Вам все покажу.

Виктор последовал за мужчиной. Они прошли по коридору и остановились у лифта

— Видите ли, моя дочь вот уже почти два года просто лежит в кровати и даже не двигается, — лифт тихо звякнул, открылись двери и мужчина пропустил Виктора вперед. — Она дышит, но не открывает глаза, не ест, не шевелится. Она даже не спит. Но и не бодрствует.

— Она в коме? — Виктор оперся спиной о стенку кабины. Мистер Льюис нажал на кнопку нужного этажа.

— Когда человек лежит в коме, есть еще какая-то надежда, что он придет в себя, не так ли? — мужчина дрожащими руками пригладил волосы на голове и посмотрел на Виктора.

Он сожалел о чем-то. Его выражение лица, то как он постоянно нервно облизывал губы, тер покрасневшие глаза пальцами, — весь его облик вдруг показался Виктору видом глубоко скорбящего человека.

— Врачи считают, что она никогда больше не очнется, — после долгой паузы выдавил из себя Оливер. Он вдохнул побольше воздуха и хотел было сказать что-то еще, но замолк, стоило лифту остановиться. Снова открылись двери, и они вышли в коридор.

— Тогда… при чем здесь я? — Виктор следовал за Льюисом, чуть отставая от него. Ему все сложнее становилось понять, чего хочет от него этот мужчина.

— Мне кажется, что она просто спит.

— Мистер Льюис, я… — начал Виктор, но мужчина резко остановился, обернулся и коснулся его плеча дрожащей рукой:

— Не было никаких предпосылок. Она просто не проснулась одним утром. Разве такое объяснимо?

Виктор осторожно отстранил его руку и тихо спросил:

— Тогда что же, вы думаете, происходит?

— Она заблудилась где-то.

Старик потер лоб, потом глубоко вздохнул и кивнул в сторону:

— Здесь ее комната. Вы увидите ее, и… я надеюсь, что Вы поймете.

Какое-то время он еще возился с замком. Казалось, что чем ближе он к своей дочери, тем больше волнуется. Руки у него дрожали так сильно, что он едва не уронил карту, заменяющую ключ, да и в электронный замок попал далеко не с первого раза.

В номере было тихо. По крайней мере, так показалось Виктору, когда он шагнул за порог. Роскошь люкса нисколько не привлекала его внимания. Оглядывая гостиную, он не обращал внимания на интерьер, он видел лишь то, что сделало бы это место чьим-то, пусть и временным, но домом.

Он смотрел на стопки книг, спрятанных на полке журнального столика, на чашку с недопитым кофе, на скомканные бумаги с записями и на рамки с фотографиями белокурой девочки.

Мистер Льюис коснулся его плеча и потянул за собой к одной из дверей.

— Она там, — он дернул за ручку и сделал шаг назад, пропуская Виктора в комнату.

В этой комнате было темно. Плотные шторы были тщательно задернуты, и только несколько настольных ламп освещали помещение. В кресле, стоявшем рядом с небольшим прикроватным столиком, пристроилась сиделка — немолодая женщина в полукруглых очках. Она что-то читала, подвинувшись к лампе совсем близко, а когда мистер Льюис и Виктор вошли, резко вскинула голову, подслеповато щурясь в попытке разглядеть их.

Кроме лампы на столике стояла ваза с несколькими ветками сирени. Женщина то и дело наклонялась к цветам, похоже, чтобы вдохнуть их аромат, и Виктору лишь первые пару мгновений это казалось странным. В комнате пахло лекарствами. Какими-то растворами, таблетками, чем-то еще. Виктор хотел было прикрыть нос рукой, но тут же передумал, понимая, что запах не такой уж резкий, и привыкнуть со временем можно.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. Когда-то, наверное, она была занавешена балдахином, но теперь его сняли, и кровать окружало только медицинское оборудование и капельницы. Виктор про себя сравнил их с назойливыми мыслями или кошмарами, окружающими свою жертву, заставляющими ее сдаться.

Он еще не видел девушку — не столько из-за полумрака в комнате или подушек, которыми ее заботливо обложили, сколько из-за того, что боялся получить ответ на вопрос, который задавал мистер Льюис. Отчасти он даже боялся на нее смотреть или подходить к ней. Он был почти уверен, что её отец просто обманывает себя. Но кто угодно на его месте так же хватался бы за последнюю надежду, словно за спасительную соломинку. Любой другой надеялся бы, что состояние самого дорогого ему человека поправимо, что это еще не конец, и все еще можно вернуть.

— Дэвиэна, — неожиданно заговорил мистер Льюис, обращаясь к сиделке, — вы не могли бы оставить нас на какое-то время?

Женщина лишь пожала плечами, поднялась, закрыла книгу, предварительно загнув уголок, и оставила её на столе. Она все не сводила взгляд с Виктора, в нерешительности замершего в паре шагов от кровати дочери Льюиса. Виктор встретился с ней взглядом, но тут же отвернулся. Казалось, сиделка осуждала его за что-то.