Олег Бондарев - На краю бездны

— Что вы несете, уважаемый? Мальчишка убил рыцаря? Ха! Большей глупости не слышал в жизни. Да и нашлись уже свидетели, утверждающие, что паж вошел в шатер только после вас и тут же выскочил наружу, извещая о смерти господина Рона всех собравшихся. Так что этот вариант отпадает…

— …и остаюсь только я, верно? — глупо хмыкнул Брейв, глядя за спину собеседника.

— Да. И, похоже, все улики против вас. Сочувствую, — сказал вон Дейвис более для проформы, потому что в голосе его чувств вовсе не наблюдалось.

Брейв усмехнулся. Нервно, неестественно.

Грамотно же его подставили. Не оставили и крохотной надежды на спасение.

Но кому это понадобилось?

Ответа Брейв не знал. У них с братом никогда не было врагов. Разумеется, случались мелкие стычки, но последние годы, особенно после того, как Рон стал рыцарем, и они обходили стороной.

— Пойдемте со мной, уважаемый, — сказал вон Дейвис. Стражу наскучила игра в молчанку; ему хотелось поскорее сдать убийцу тюремщикам и спокойно наблюдать за происходящим на арене действом. — Сами понимаете, я не могу оставить это просто так. Вам придется побыть в заключении, пока мы не решим, что с вами делать дальше.

Брейв несколько секунд стоял, рассматривая лежащего на земле Рона. А потом буркнул:

— Ведите.

Его поместили в одиночную камеру. Небольшую, темную, достаточно холодную — даже по весне. Под самым потолком было единственное оконце — маленькое, с крепкой решеткой из толстых стальных прутьев.

— Сиди тихо, не буянь, — наставлял Брейва тюремщик, немолодой уже дядька лет сорока, бородатый, грузный. — Коли чего, я тебя не пожалею, дубинкой по черепушке дам, мало не покажется. Так что имей в виду! Вечером тебе принесут поесть. А назавтра… назавтра будет видно…

Надзиратель ушел. Закрылась окованная сталью дверь, щелкнули засовы. Брейв некоторое время сидел, тупо пялясь в одну точку, потом вздохнул грустно и улегся на кучу соломы, заменяющую пленнику лежак.

Отвратительный день. Смерть брата, самого близкого человека. Обвинение в убийстве. Тюрьма.

И ведь это, судя по всему, — только начало. Если стражники не найдут настоящего убийцу, всех собак повесят на Брейва. Хотя кто сказал, что они вообще станут искать! У них есть подозреваемый, есть свидетели… а что еще надо, чтобы обвинить кого-то? У них небось и сомнений в его вине не возникнет…

Завтра утром, Брейв в этом не сомневался, к нему явится начальник стражи и поведет на суд, пред светлый лик самого Джуана Первого. Его Величество предпочитает дела подобного рода рассматривать самостоятельно, не доверяя мировым судьям.

А вот что будет дальше? Тюрьма? Эшафот?

Как поступят с тем, кто убил рыцаря, вассала короны?

Догадок много, но истина — одна, и знает ее лишь король.

Интересно, придет ли отец? И что он решит, когда услышит о случившемся? Поверит ли, что это Брейв убил брата, или поймет, что сына его подставили?

И снова нет ответа…

Ясно только одно: даже если его не повесят, даже если он отделается десятью, пятью, двумя годами тюрьмы, его жизнь уже никогда не вернется в привычное русло. Горожане будут сторониться Брейва, лучшие друзья станут бывшими, и даже отец, коли он доживет до освобождения сына, отречется от него.

Его будут звать братоубийцей, и никто не поверит, если он станет отрекаться от своего греха. Все сочтут это ложью.

Отвернувшись к стенке^ Брейв закрыл глаза и постарался выгнать из головы дурные мысли. Он хотел забыться сном, но сном темным, пустым, который и не сон вовсе, а сплошное черное пятно, не имеющее смысла и не несущее боли.

И Кварус смиловался над ним, впервые за день.

Боги тоже бывают милостивы, если вдуматься.

Однако пробуждение вновь вернуло все на свои места.

Действительность безжалостна и холодна к людям, отсюда все их беды, незаживающие годами душевные раны. Время старается их залечить, но воспоминания, кои действительность призывает на помощь, непреклонны. Они рвут сознание на части, они впиваются в память когтями, отказываясь уходить прочь. Они — безжалостные монстры, обитающие внутри людей.

И чем меньше прошло времени со дня, изменившего человеческую душу, тем яростней и злее бывают воспоминания. Тем тяжелее переносить их.

А порой время и вовсе заключает с действительностью союз, и союз этот называется ожиданием. Оно может быть почти незаметным, а может быть долгим, мучительным. Время словно нарочно замедляет ход, а действительность накрывает человека с головой, и он все ждет, ждет…

Брейв устал сидеть. Он встал, обошел свою темницу — раз, другой, третий. Замер, вслушиваясь в тишину, надеясь различить шаги.

Когда же?

Томительное ожидание длилось часа два, не больше, но заключенному казалось, что прошло несколько лет. Когда наконец заскрежетали засовы, у него вырвался из груди вздох облегчения.

Он в тот момент готов был выслушать любой приговор, помилование или смертная казнь — все лучше, чем ожидание!

— Утро, — поприветствовал Брейва надзиратель, входя. Обернулся через плечо, крикнул в коридор: — Забирайте вашего дружка!

В камеру вошли двое стражников.

— Ты бы хоть покормил парня, что ли, — заметил один из них, мужчина лет тридцати пяти с длинными светлыми волосами, рассматривая бледного Брейва.

— Дык как раз сейчас и собирался! Ведите его в столовую, повар чего состряпает, да отзавтракает тогда!

Брейву связали руки за спиной и вывели в коридор.

— Смотри, только без шуток! — предупредил его длинноволосый. — У меня приказ убивать на месте при попытке к бегству.

Брейв на ходу кивнул.

Столовая представляла собой просторный зал с двумя длинными столами и несколькими рядами табуретов. Пока зал пустовал, но к обеду его заполнят оголодавшие заключенные, и тогда только успевай похлебку разносить!

— Это еще кто? — недовольно осведомился повар, отвлекшись от готовки.

— Да вчерашний, — ответил тюремщик. — Я его на общий завтрак не повел, ждал, чего там сверху скажут. Вот сказали — покормить перед судом, так что давай наливай ему плошку!

— У меня тут не трактир, Рич! — огрызнулся повар. — Надо было его вести в положенное время, чтоб пожрал!

— Тебе чего, налить трудно?

— Ждите до обеда. Некогда мне сейчас ему завтрак стряпать!

— Ах, до обеда? — Глаза надзирателя сузились.

— До него самого. — Повар был непреклонен.

Властелин кухни, правитель столовой…

Свистнула в воздухе плетка. Повар вскрикнул от боли и схватился за плечо.

— Ты чего делаешь, Рич?! — воскликнул он испуганно.