Андрэ Нортон - Сказания Колдовского мира

Она лишила его возможности задавать заранее приготовленные вопросы — она обращалась к нему, словно сам лорд Вестдейла. Но Омунд и не мог осмелиться перебить ее: это было бы неуместно.

— Мы пришли из-за моря, — продолжала женщина, — из страны, залитой кровью и опустошенной Псами. И пришлось нам выбирать между смертью и бегством. Никто — мужчина то или женщина — не выберет смерть, пока еще есть надежда. Так и мы: сели на корабль и поплыли искать пристанище. Есть такой народ, салкары, жители прибрежных портов. От них-то мы и узнали о вашей земле. И отправились на их корабле в путь.

— Потом… — ее голос дрогнул, она опустила взгляд на стол, где лежали ее узкие, с длинными пальцами руки. — Потом был шторм, — продолжила она, словно отбросив колебания. — Он разбил корабль. Когда мы спускались в лодку, обломок мачты ударил моего господина и он упал вниз. По великой милости, — тут пальцы ее шевельнулись, изобразив какой-то знак. Омунд заметил, что Ауфрика вздрогнула и глубоко вздохнула. — По великой милости, он упал в лодку. Но больше никто уже не смог добраться, волны понесли нас, а потом выбросили здесь на берег. Не стану обманывать вас, старейшина. Все, что мы имели, кануло в воду вместе с кораблем. Теперь у нас ничего нет: ни вещей, ни родни на вашем побережье. Мой лорд поправляется день ото дня, ему приходится учиться всему, словно малому ребенку, только много быстрее. Все, что забрал у него шторм, быть может, никогда к нему не вернется, но жить в этом мире, как положено мужчине, он сможет. Что касается меня… спросите Мудрую, она знает, что я умею и чем могу быть вам полезной.

— Но не лучше ли вам отправиться в замок Вестдейла?

При этих словах Омунда женщина отрицательно покачала головой.

— Сюда принесло нас море, и в этом есть какая-то цель. — Она снова начертила на столе какой-то знак, и при виде этого благоговение Омунда усилилось, ибо понял он, что мудростью своей она не только не уступает Ауфрике, но и превосходит ее, и лишь служанкой незнакомке та могла быть. — Мы останемся здесь.

Омунд не стал сообщать ни о чем лорду Вестдейла. А раз годовая подать была уже отправлена в Джорби, людям лорда не было нужды приезжать в Робь. Сперва женщины сторонились незнакомки. Но когда та помогла Елене при родах, да таких тяжелых, что все клялись, что не выйти младенцу живым из чрева, а он вышел и остался жить, и Елена тоже — незнакомка начертила тогда на животе роженицы несколько рун и напоила ее травяным настоем, — вот тогда разговоры прекратились. И все же не столь дружелюбны были с ней хозяйки, как с Ауфрикой, ведь была она чужой им по крови и неизвестного рода, а звали они ее госпожа Лепесток, а мужа, не скрывая уважения, — Лентяй.

Между тем, как она и обещала Омунду, он поправлялся, а когда выздоровел, вышел в море с рыбаками, а потом придумал новый способ забрасывать сеть, и уловы сразу выросли. Сходил он и в кузню, и долго возился там с куском найденного в горах металла, пока не выковал меч. С ним он упражнялся каждый день, словно на случай грядущей надобности.

Частенько госпожа Лепесток и Лентяй отправлялись в горы, по тропкам, никогда не привлекавшим людей Роби. Впрочем, мужчины пасли там полудиких овец, которых разводили ради их шерсти. Водились в тех местах олени и иная дичь, разнообразившая стол рыбаков. Но были там и обиталища Древних.

Ведь когда предки народа Долин пришли сюда с юга, не была эта земля пустынной. Но мало было Древних, многие из них ушли, а куда — не ведали люди. Оставшиеся же редко общались с пришельцами, старались держаться повыше, на пустошах, и встретить их можно было лишь случайно. Странные были эти Древние, не все одинаковы, как люди Высшего Халлака. Некоторые казались просто чудовищами. Но в основном они не угрожали людям, только отступали все дальше и дальше.

А отступая, оставляли свои дома и крепости. Не любили упоминать об этих постройках люди, хоть и прочно были они построены. Ведь чудилось всегда, что если громким возгласом потревожить древнее молчание, то отзовется нечто такое, чего лучше бы вовек не видеть человеку, потому и не советовали друг другу люди бывать в этих местах.

Но кое-где еще жили Древние, и могучими оставались они в тех местах. Лишь безрассудный глупец дерзал отправиться туда, где царила такая Сила. Говорили, будто если и заставлял ее пришедший выполнить свое желание, не ко благу человека бывал итог, мраком и тьмой все кончалось — всегда терял просивший.

Было такое место и в горах над Робью; пастухи и охотники держались подальше от него. Даже животные, которых они пасли или преследовали, не забредали в ту сторону. Не добро властвовало здесь, но и не зло, как в иных крепостях, но властный покой, и забредавшим путникам становилось не по себе при мысли, что потревожили они останки того, что должно пребывать в безмятежном спокойствии.

Низкие стены, не выше человеческого плеча, окружали площадку, не квадратную и не прямоугольную — в форме пятиконечной звезды. В самом ее центре стояла каменная звезда — алтарь. Лучи звезды припорашивал песок, и каждый из них был разного цвета. Красный, синий, серебристый, зеленый, а последний, желтый, словно чистое золото. Ветер, казалось, не проникал за стены, и пыль всегда лежала ровно и гладко, как в тот день, когда некто просыпал ее на этом месте.

Снаружи звездчатые стены окружали остатки сада, переплетенные кусты и травы. Сюда-то летом три-четыре раза и наведывалась Ауфрика, чтобы собрать урожай лекарственных трав и растений. Однажды она пришла в сопровождении чужестранцев, но затем они совершали вылазки самостоятельно. Только никому не приходило в голову поглядеть, чем они там занимаются.

Вот из этого места Лентяй и принес кусок металла, из которого потом изготовил меч. Сходив еще раз, он принес второй слиток и сделал из него кольчугу. Так искусна была его работа, что не только рыбаки, но и Калеб засматривался на ловкие движения рук, тянувших проволоку, переплетавших кольца. За работой чужеземец всегда пел, слов они не понимали, и казалось, будто во сне творит он и нелегко будет пробудить его.

Иногда госпожа Лепесток приходила глянуть на его работу и стояла, сжимая на груди руки, словно мысленно помогая ему. Глаза ее были печальны, и уходила она, понурив голову, словно не оружие, судьба ковалась на ее глазах и таила она в себе семена несчастья. Но молчала она и не порывалась прекратить труд своего господина.

Когда настала первая ночь осени, поднялась она до восхода луны, тронула за плечо Ауфрику, спавшую неподалеку. Лентяй еще спал в своей постели, когда они вышли из дома, поднимаясь по тропинке все выше и выше. Луна встала, когда они добрались до вершины горы, и сразу, словно фонарем, озарила их путь.