Валентин Егоров - Марк Ганеев - Маг Нашего Времени

Но, когда же эти мои бабульки все же поделились с моей матерью секретом полишинеля касательно своего дополнительного бизнеса, то та им попервоначалу не поверила. Не может ее последыш, это я, Марк, в столь юном возрасте держать такое большое дело! Она очень далеко послала этих болтливо-трепливых бабушек. Но затем в сердце матери вкрались какие-то сомнения, она еще раз переговорила с парой бабушек, занимавшихся торговлей у станции метро, после чего мне пришлось ее два дня валидолом отпаивать. А она все плакала и говорила, что ее любимый сынуля, я уже говорил о том, что именно я был ее любимым последышем, не может быть антинародным спекулянтом, что я не имею права обманывать честный трудовой народ!

Таким образом, когда мама узнала о моих рыночных похождениях, то она заявила, что мы лучше будем жить впроголодь, а в тюрьму она меня не пустит. Одновременно она прекрасно понимала, что для того, чтобы слова женщины матери не стали бы одними пустыми словами, мама пошла к бывшему работодателю отца и потребовала от него нашего переселения из барака в нормальную квартиру. Она тогда меня с собой повсюду брала, почему-то я, по ее же словам, очень положительно, как-то успокоительно влиял на внутренний мир других людей. Да и на ее внутренний мир тоже! Она не раз мне рассказывала о том, что, когда она клала свою руку на мои кудри, начинала их пальцами распутывать, то на нее такая благодать небесная снисходила, что хоть белугой реви от такого удовольствия!

Одним словом, папкин работодатель нас принять-то принял, но в квартире матери почему-то начал отказывать. Пришлось мне ему в мозги залезать! В тот момент в голове этого человека крутилась одна такая глупая мыслишка. Он думал о том, с какой это стати он, как чей-то работодатель, должен квартирами чужих детей ублажать?! Его-то сын вот-вот женится, семью заведет, детишки пойдут, вот тогда эта квартира и его сыну понадобится! Нутром я понял, что работодатель разговор ведет к прямому отказу, мама же этого отказа из-за своего больного сердца может и не пережить! Ну, тогда я с этим работодателем решил поступить так, как поступал в свое время со своими бабками, на рынке торгующими чулочно-носочными изделиями, внушить ему мысль о человеческой добродетели. И начал ему интенсивно внушать мысль о том, что квартира-то по праву принадлежит нашему семейству, а воровать чужое имущество, это уже не мужское дело. И знаете, моя мысль очень помогла этому козлу-благодетелю принять окончательное решение, в присутствии многих свидетелей бюрократ-чиновник заявил:

— Александр Иванович был очень хорошим столяром краснодеревщиком в нашем тресте. Пусть земля будет ему пухом! Мебель, им изготовленная, била все рекорды по популярности и продажам, за нее платили такие бешенные… М-да, это я не о том хотел рассказать! Одним словом, мы решили, улучшить жилищные условия Натальи Георгиевны и выделить ей и ее детям квартиру, чтобы она детей Александра Ивановича воспитала бы настоящими людьми!

Но подлец остается подлецом, в какие его одежды не ряди!

Когда мамка пошла к этому благодетелю за ордером на квартиру, то ей ордер-то и выдали, но только на одну комнату, а не на целую квартиру. В тот раз я с мамкой к этому гаду работодателю не смог пойти по уважительной причине, с Ванькой, "коммунистом беспортошным", это у нас Ванька такую кликуху во дворе имел, крепко подрался. Я ему всю его харю до крови расквасил, а он мне портки порвал, да еще громадный синяк под правый глаз поставил, чтобы я лучше видел!

Синяк-то дело наживное, получил, так он пару дней свою синюшную окраску поддержит, а потом глаз опять нормальную окраску примет! Но вот со школьными брюками дело было совсем плохо! Они у меня были в единственном экземпляре и, пока мамка их зашьет, времени много может пройти. Так все это время мне приходилось сидеть дома, на улицу нельзя было и носа показывать! Не мог же я в рваных брюках на людях появиться! Но чуть позже этому бюрократу мы с братом здорово отомстили, залезли к нему в рабочий кабинет, весь его письменный стол там обос…! Долго после этого случая к нам участковый дядя Митя заходил, все хотел кое-что у нас на анализ взять с тем, чтобы преступников установить, арестовать и наказать. Но у него так ничего не получилось, да и очень скоро мы из бараков переехали на новое и постоянное место жительства, на Ленинский проспект.

К слову сказать, наша мамка и этой выделенной нам комнатушке была рада радехонька?! После житья в бараке она казалась настоящими княжескими хоромами.

— Марк, ты чего продолжаешь лежать и смотреть в потолок? Вставай и отправляйся в гастроном за молоком и колбасой. Я хочу чего-нибудь тебе с Виктором приготовить на завтрак.

Ну, почему все Марк, да Марк, а Витька, мой старший брат, когда же он начнет свои обязанности по дому исполнять? Чуть что, а его уже нет! Опять со своими друзьями по стройкам шатается, к девчонкам пристает. На два с половиной года брат старше меня, а взрослым человеком уже давно себя считает. Чуть что не по нему, так он меня тут же кулаком в лицо тычет. Один раз я ему все высказал, что думал о его поведении, так он мне зуб изо рта выбил, а еще старший брат называется! Он же своего младшего братеню воспитывать и защищать должен!

Я нехотя поднялся с постели, нашел наш старый двухлитровый бидон с ручкой, взял у матери денег и поплелся в гастроном за молоком. Делов-то, нужно было спуститься на первый этаж, выйти из подъезда и прямо за углом располагался наш гастроном, куда по утрам привозили разливное молоко. Бабка Маша, я же к ней каждый божий день приходил, большим черпаком наливала бидон молока, а затем, не глядя из-за спины, доставала полкило любительской колбасы, передавала ее мне уже завернутую в бумагу. Получив деньги в оплату, она тщательно отсчитывала мне сдачу копейка в копейку, затем ехидно интересовалась:

— Когда же я твоего братца, Витюшку, увижу? А то, все ты и ты за молочком ходишь. Я же, Наташке, матери твоей частенько говорю, почему это она все своего младшенького к работе приноравливает?! Старший же сын бандюга бандюгой, в школе плохо учится, с учителями постоянно дерется, а она его даже ремнем по субботам не порет!

— Спасибо, Марья Николаевна!

В ответ я этой мымре говорю, но ничего плохого мысленно ей не желаю, а то вдруг исполнится, будешь потом все жизнь страдать и переживать. Но только я вышел из гастронома, как навстречу мне новое несчастие идет. Моя Ленка Ельчанинова, о которой ребята говорят, что я по уши в нее втюрился, поэтому повсюду за ней бегаю! Все эти слухи пошли из-за того, что я, дурак, однажды этой девчонке мороженого подарил. Жалко мне тогда себя стало, когда она весь урок математики мне не давала слушать пояснения нашего преподавателя, все о каком-то Валерке с нашего двора выспрашивала. Вот я для того, чтобы она, хотя бы на время заткнулась, помолчала, притворился, что из своего портфеля достаю эскимо мороженое, чтобы затем его Ленке предложить. Ельчанинова, зараза, это мороженое своим длиннейшим языком в минуту вылизала, мне даже спасибо не сказала. Но всему классу успела продемонстрировать, что это я ей мороженного подарил.