Ирина Ясиновская - Граница миров

Много странностей замечали за бабкой Стефанией соседи, но не трогали сварливую старушку, боясь, что сглазит или порчу напустит. От нее всего ожидать можно было. Все запомнили историю с двумя ее домработницами, работавшими у нее подряд, одна за другой. Они оказались не в меру вороватыми, и сдачу, возвращаясь из магазина, клали себе в карман, а не Стефании в кошелек, и вещички утаскивали, но потом вдруг случилось что-то. На брюхе ползли к сидевшей на лавочке бабке Стефании и шипели, словно змеи, а у ног мирно и ласково улыбающейся старушки свернулись калачиком и застыли в какой-то невероятной позе. Обе девушки в психиатрическую клинику были помещены. Как знали соседи, обе они вообразили себя змеями, и вывести их из этого состояния оказалось невозможно.

Побаивались бабку Стефанию в доме и во дворе. Знали, что есть у нее в квартире кладовка, куда никому из домработниц заходить было нельзя. Никогда. Но одна как-то раз умудрилась заглянуть и ахнула — стояли там латы рыцарские! Огромные, под потолок! И эта девушка была уволена.

Домработницы у бабки Стефании были не роскошью, а насущной необходимостью. Была она стара, очень стара. По документам ей было восемьдесят шесть, а сколько на самом деле — не знал никто. Кроме старости у бабки Стефании было множество недугов, иногда укладывающих ее на несколько дней в постель. Это было унизительно и больно, но она терпела и ждала чего-то, не торопясь умирать. Какие-то денежные запасы, а также пенсия, вполне позволяли ей жить, но работать по дому она не могла. Потому и нанимала девушек, жаждущих обрести хорошую квартиру со всей мебелью. Бабка Стефания оформляла в их пользу очередное завещание. У соседа — нотариуса — всегда наготове был бланк со стандартным и давно им уже заученным текстом завещания, где было оставлено пустое поле для имени новой домработницы.

Бабка Софья часто спрашивала у Стефании, что, мол, не боится ли она? Девушки-то с ней круглосуточно рядом были, могли и во сне придушить или же в еду чего сыпануть. Бабка Стефания улыбалась на эти вопросы, но не как всегда — ласково и добро, а по-иному — жестоко, зло. Улыбалась и отвечала, что не нашлось еще человека, способного ее убить. Мол, многие пытались, да не совладали. Куда уж молодым девкам до двухметровых мужиков!..

Новая домработница уже пришла и сидела около двери, дожидаясь бабку Стефанию. Девушка сидела на небольшой спортивной сумке и, часто поправляя на переносице очки в тонкой оправе, читала какую-то книгу. Услышав шарканье старческих шагов, девушка вскинула голову и уставилась на тяжело поднимающуюся по лестнице бабку Стефанию. Немедленно она убрала книгу и бросилась помочь старухе подняться.

— Вам на какой этаж? — спросила девушка, поддерживая бабушку под руку и позволяя опираться на себя всем весом. — Что ж вам внуки-то не помогут?

— Нет у меня никого, — буркнула бабка Стефания, вырывая руку и подходя к двери своей квартиры. — Чего столбом встала? Вещи бери и заходи!

Бабка Стефания неожиданно легко и быстро открыла дверь и первой вошла внутрь квартиры, Девушка протиснулась следом.

Новую домработницу звали Жанной. Она понравилась Стефании с первого взгляда, что случалось крайне редко. Слишком уж не доверяла она людям.

Жанна была высокой, ладно скроенной, с пышными светлыми волосами и довольно приятным, несколько треугольным лицом. Глаза у нее были бледного зеленого цвета, но от того не менее выразительные. Бабка Стефания сразу обратила внимание на правое плечо Жанны, развитое чуть сильнее левого. «Спортсменка», — определила Стефания и прошаркала на кухню, оставив открытой дверь и Жанну в коридоре.

— Qi terr xessorra? — проскрипела бабка Стефания уже из кухни. — Дверь закрывай и иди сюда!

Жанна вздохнула, аккуратно закрыла дверь, подняла с пола сумку и прошла на кухню, очень порадовавшую ее обилием современной техники. Правда, бардак здесь был страшный. Было видно, что никто не убирался на кухне, да и вообще во всей квартире несколько дней, а может, и недель.

— Завещание завтра подпишу, коли понравишься ты мне, — бабка Стефания тяжело опустилась на табурет, поерзала, устраиваясь поудобнее. — Свари кофе. Поговорим.

Жанна бросила сумку на пол, даже не пытаясь найти место почище и оглянулась в поисках кофе и кофеварки. Бабка внимательно следила за ней глазами и улыбалась. Жанна поняла, что это своего рода экзамен.

Банка с кофе стояла на кухонном столе, а кофеварка оказалась спрятана в нише гарнитура изумительного сливового цвета. Жанна нашла чайную ложку, ополоснула ее под краном и спросила у бабки Стефании:

— У вас есть гипертония?

— Noen, — опять на непонятном языке ответила Стефания, и глаза ее хитро сверкнули. — Sia ilh paaqwe wes ouillas xoofe, ilh wes oui-ouillass xoofe. Noe hopras.

— Хорошо, — Жанна пожала плечами. — Сделаю как себе. Все равно я не поняла ни слова. К сожалению, я не лингвист, а всего лишь… — она осеклась и замолчала.

— Так кто же ты? — негромко поинтересовалась бабка Стефания через некоторое время, когда кофеварка заурчала.

— Никто, — Жанна опять пожала плечами. — Вышвырнули меня с третьего курса из медакадемии. На педиатра я училась.

— Ясно. — Глаза бабки Стефании обежали ладную фигуру Жанны. — Ты спортсменка?

— В прошлом, — Жанна кивнула. — Фехтовальщица. Кандидат в мастера спорта.

— Qi nomle wes ilh ifnatta saqweeiia? — Бабка Стефания засмеялась, словно сказала какую-то шутку. — А?

— Все равно не понимаю, — равнодушно отозвалась Жанна. Странная старушка ее раздражала, но если Жанна хотела закрепиться в этом городе, то надо было терпеть. И ждать.

Ждать она умела, но не любила.

Жанна вздрогнула и оглянулась. Потом помотала головой, словно отгоняя морок, и принялась разливать по чашкам сварившийся кофе. Настроение было на нуле. И еще эта бабка Стефания… Жанна посмотрела на изрезанное сетью морщин лицо старухи и впервые заметила шрамы на ее лице и шее. Мысленно присвистнув, девушка покачала головой, поставила чашки на стол и сама села напротив бабки Стефании.

— Поговорим? — миролюбиво предложила старушка. — Sia ilh wes saqwa kopra, Sqwilitto…

— Поговорим… — Жанна уставилась в чашку, чтобы не видеть перед собой такого нелепого разломанного полукружья брови. Это раздражало и удручало, словно неведомый клинок изуродовал нечто большее, чем лицо совершенно чужой бабульки.

— Со мной трудно, — на грани слышимости промолвила Стефания. Жанна поняла уже, что так бабка говорила из-за пересекающего горло шрама. Должно быть, были повреждены голосовые связки, и теперь она оказалась вынуждена говорить тихо.

— Понимаю. — Жанна кивнула, помешивая кофе в чашке серебряной ложечкой, — У меня мама, пока жива была, лежала парализованная. Когда мне было три года, ее сбила машина, и с тех пор она не могла двигаться. Даже говорить не могла. Потом умер отец, и я вместе с теткой ухаживала за мамой. Так что меня трудно чем-то напугать.