Сергеевич Клеванский - Земля, которой нет

— Сколько?! — рявкнул маг, заставляя вздрогнуть каждого, кто слышал этот мощный, тяжелый голос. — Сколько времени вам потребуется?!

— Сем-м-мь, м-м-может восе-м-мь сезонов, — Главный шахтер съежился и попытался скрыться во тьме.

Раздался щелчок, а Гийом, ставший в десяти метров от коренастого начальника, вдруг оказался вплотную с прорабом. Он навис над ним, как маяк на морской гладью. Шахтер сглотнул и стянул с себя подобие рабочей каски.

— Даю вам пять, — спокойно прошептал советник. Но лучше бы он кричал, потому как этот шепот был страшнее рева разбуженного дракона. — И если не справитесь…

— Справим-м-мся, — резко закивал головой местный начальник. — Чтоб м-м-мне в бездну провалиться — справимм-м-мся.

— Хорошо. Потому что если нет — ваше желание будет исполнено.

И аристократ, последний раз взглянув на трещину, развернулся и зашагал прочь с плато. Шахтер же, облегченно вздохнув и утерев со лба выступивший пот, вдруг расправил плечи и посерьезнел лицом. Обернувшись к работникам, он подобно грому рявкнул на них и тут же закипела работа и застучали кирки, кувалды и молота. Стали трещать мешки, наполняемые породой и скрипеть колеса нагруженных тачек.

А советник все отдалялся, скрываясь во тьме, угрюмо прореживаемой светом ламп. И редкий отсвет освещал предвкушающую ухмылку на лице, испещренном морщинами. Оставалось всего пять сезонов, как откроются врата и мир вновь вздрогнет при одном лишь слове — император. И пусть сам советник этого уже не увидит, но они с другом будут вместе с небес наблюдать за тем, как вновь засияет блеск Бесконечной Империи. Всего пять сезонов до смерти и до безумной мечты, которая вдруг обернулась реальностью.

Наверно стоило бы описать то, как я себя чувствовал в последние несколько мгновений. Но нет достойных эпитетов, метафор и сравнений для той палитры красок и чувств, в которые меня погрузили с головой. Очнулся же я резко, как если бы кто-то провернул рубильник и попросту включил теряющееся в бездне сознание. Первое что я увидел — потолок.

Наверно в своей жизни я видел сотни, если не тысячи потолков. Были и цветастые, белые как полотно, золотые и мраморные, но этот, этот был самым обычным, который я только видел. На сером камне виднелись прорехи черных трещин, а где-то в центре висела масляная лампа, с танцующем в ней огоньком.

— Саим го! — резанул по ушам чей-то крик.

Я чуть приподнял голову и увидел старика. Он был одет в свободные одежды, как принято у бедуинов. Через плечо была перекинута накидка, составляющая почти весь его наряд. Руки старца были покрыты черными пятнами, а кожа скорее напоминала измятый пергамент. Но с какой стороны не посмотри, в глубоких глазах старца плескалось нечто пугающее, будто мне довелось взглянуть в лицо демону.

Старец заметил что я очнулся и повернулся, вперившись в меня своими ярко-зелеными глазами, с черным, агатовым зрачком.

— Хэми го эпаста, — произнес он с легкой усмешкой.

— Кто вы такой? — спросил на имперском языке, самом известном на Ангадоре.

Старик замер, а потом повернулся куда-то. В этом «куда-то» я различил обычную деревенскую кухоньку, в углу которой сидел другой старик. Но он был полной противоположностью этому. Его руки были покрыты узловатыми, все еще крепкими мышцами, а лицо, несмотря на строгость, было простым и не внушающим никакой опаски.

— Хэви? Луан, Зуфа, хэв лис гургам?

Насколько я понял из этой весьма мелодичной тарабарщины, второй старика зовут Зуфа. Не самое звучное, но вполне приемлемое имя.

— Лаэс морге, — пожал плечами второй старец.

Я перебирал в голове все слышанные мною языки, наречия и диалекты, наконец что-то щелкнуло. Мне уже довелось слышать этот язык. Тогда, казалось бы — в прошлой жизни, после кораблекрушения. Когда меня и корабль прибило к берегу острова. А на том острове, наткнувшись на храм, я попал в пещеру, где и слышал этот язык. Но ведь тогда я смог его понять и даже изъясниться, но почему сейчас не в состоянии даже слова разобрать?

— Как мне с вами говорить? — спросил я на языке подгорного народа.

— Лис кавейн ис оскорбить?

— Быэтки нет.

От удивления я чуть воздухом не подавился. На миг мне показалось, что в окончании фраз я услышал знакомые слова, складывающиеся из знакомых же звуков.

— Как вас понять? — задал я вопрос, используя алиатский.

— Да нумо эс вообще лис полиглот искать? — старик явно начал сердиться

— Экос, — второй лишь ткнул пальцем себе под ноги.

Я же все пытался разобраться в своей голове. Всплывали звуки, вместе с ними тусклые, расплывчатые, словно гонимые ветром, образы. Мне казалось, что я знал этот язык, казалось, что это вообще первый язык, который я узнал. Но вспомнить было сложно. Все равно что если в школе ты учил английский и вполне владел им, но первый раз применил на практике только пять лет спустя Вроде ты все понимаешь, все знаешь, но звуки расплываются, обтекая тебя, тая свой смысл и значение

— В гьюгос свой харбо? — усмехнулся стоявший рядом дед.

— Эки.

— Канализация ползать?

Я испытал легкую нотку радости, когда осознал, что целиком и полностью разобрал хоть одну фразу.

— На земля летать.

За первой последовала и вторая, и я понял, что стоит попытаться что-то произнести.

— Э хуув эс роа… Он с земля?

Дальше последовал какой-то безумный, слишком быстрый диалог, который все еще казался мне тарабарщиной. Я же словно ворочал в своем разуме многотонные камни, пытаясь приоткрыть заваленный ими родник знания. По чуть-чуть, по капле тайны чужого, но слишком хорошо знакомого языка, вливались в меня. Буквы сливались в слова, но те больше не казались набором звуком, они несли за собой пока еще не ясные, но уже образы. Наконец я осмелился открыть рот.

— М-маг-ги-ия? — язык словно одеревенел, даже собственным слухом я различил ужасный, почти не пригодный для восприятия, жуткий акцент.

— Что? — старец, стоявший рядом со столом, на котором я лежал, нагнулся чуть ближе. — Магия? Что это за отрыжка демон — это твой магия?

Всего долю мгновения мне потребовалось, чтобы осознать, что на Ангадоре нет человека, незнающего о волшебстве. Догадка, пронзившая меня, была столь опасна и невозможно, что я мигом попытался вскочить на ноги, но на лоб мне легла морщинистая, шершавая рука старца. Глаза сами собой закрылись, а мир вновь подернулся тьмой.

В этот раз пробуждение не было приятным. Ведь что можно найти приятного в том? что тебя будят мощным пинком. Хорошо хоть это был не армейский сапог и даже не ботфорт с носком из толстой кожи, а скорее тканевый мокасин. Но ребра все равно взвыли и натянуто скрипнули. Открыв глаза, я увидел тех, кого никогда не любил — ни на Земле, ни на Ангадоре. Это были служивые. Их узнать легко, будь на любой земле и в любом измерении.