Джим Батчер - История призрака

– Но ты… ну, ты знаешь, – сказал я. – Умер.

Он фыркнул.

– Глянь-ка, приятель, да у нас тут на-сто-ящиковый детектив. Потрясающий чародейский интеллект собственной персоной, – он с усмешкой протянул мне руку и сказал. – Кто бы говорил, Дрезден.

Я поднялся в ошеломлении и принял руку сержанта Рона Кармайкла, служившего в Полицейском Департаменте Чикаго, Отдел Специальных Расследований. Он был партнёром Мёрфи. И он отдал свою жизнь, чтобы спасти её от неистовствующего луп-гару. Это было… Блин-тарарам, больше десяти лет назад. Я видел, как он умер.

Когда я встал, то на мгновение глянул на него в смущении, тряхнув головой. Я был куда выше, чем он.

– Ты… – сказал я. – Ты здорово выглядишь.

– Забавно, что смерть может с тобой сотворить, – сказал он, драматически расширив глаза. – А ещё я вёл здоровый образ жизни и всё такое.

Он посмотрел на часы.

– Всё это весело, конечно, но нам пора двигать.

– М-м, – осторожно сказал я. – Двигать куда именно?

Кармайкл сунул в рот зубочистку и протянул:

– В офис. Пошли.

Я последовал за ним наружу, где стоял старый золотистый Мустанг. Он направился к водительскому месту и сел в машину. Было темно. Шёл дождь. Город светился огнями, но место выглядело пустынным, не считая нас двоих. Я всё ещё не мог точно сказать, где в Чикаго мы находимся, что было чертовски неправильно – я знаю свой город. Я заколебался на мгновение, осматриваясь, пытаясь определиться по привычным ориентирам.

Кармайкл распахнул дверцу.

– Не парься, парниша. Все эти здания такие же, какими должны быть. Ты заработаешь себе мигрень, если будешь и дальше об этом думать.

Я осмотрелся ещё раз и сел в старый Мустанг, закрыв дверь. Кармайкл степенно двинул по пустым улицам.

– Это не Чикаго, – сказал я.

– Гениально, – дружелюбно сказал он.

– Тогда… где мы?

– Между.

– Между чем? – спросил я.

– Между чем, – сказал он. – Между кем. Между где. Между когда.

Я хмуро посмотрел на него.

– Ты забыл "почему".

Он покачал головой и усмехнулся.

– Не-е, парень. Мы тут настоящие любители "почему". Большие фанаты "почему".

Я нахмурился на секунду. Потом сказал:

– Почему я здесь?

"Ты ведь никогда не слышал о прелюдии, так?" – сказал Кармайкл. "Может быть, ты тонешь, и все это – иллюзия, что твой мозг создает для тебя, чтобы скрыть от тебя правду смерти" – Быть здесь? С тобой? Я встречался со своим подсознанием, и оно не настолько больное.

Кармайкл засмеялся. Это был тёплый, искренний звук.

"Но это могло бы быть тем, что происходит здесь. И в этом вся суть" "Я не понимаю. Вообще." "Это тоже вариант" – сказал он.

Я рассердился.

Продолжая улыбаться, он сказал:

"Парень, тебе позволено видеть столько, сколько ты можешь себе позволить. Прямо сейчас, мы находимся где-то, что выглядит почти как Чикаго, и едем сквозь дождь в моем старом Мустанге, потому что это то, что позволяют видеть твои границы. Нечто большее могло бы…" Он сделал паузу, обдумывая свои слова. "Могло бы устранить некоторые возможности, а их здесь не так уж и много" Я подумал об этом секунду, и затем сказал:

"Ты только что использовал слова "устранить" и "не так уж" в одном предложении" "Я вычитал их в одном из этих календарей с умными словами на каждый день" – сказал он. "Не выделывайся." "Ты шутишь?" – сказал я, откинувшись на сиденье. "Я живу, чтобы выделываться." Кармайкл хмыкнул, его глаза сузились.

"Ага. Посмотрим." Кармайкл остановил Мустанг перед зданием, которое напомнило мне о старых эпизодах Облавы*. Он припарковался на пустой улице и мы пошли ко входу.

– Так куда мы идём?

– Я же говорил – в офис.

Я нахмурился.

– А ты не мог бы быть немного поточнее?

Он осмотрелся, сузив глаза.

– Не здесь. Тут небезопасно. Повсюду уши.

Я остановился на совершенно пустом тротуаре, посмотрел вверх и вниз по лишённой движения, свободной улице и не увидел ничего, кроме одиноких фонарей, светофоров и окон без света или занавесок, пялящихся безучастнее, чем пустые глаза трупа.

– Точно, – сказал я. – Мы в самом центре заговора.

Кармайкл остановился возле двери и глянул через плечо. Пару секунд он ничего не говорил, затем спокойно произнес, без какой-либо искусственности в голосе.

"Здесь есть Вещи, Дрезден. И некоторые Вещи хуже, чем смерть. Лучше всего будет, если ты зайдешь внутрь." Я закатил глаза. Но…

Что-то в пустоте вокруг вдруг сильно подействовало на нервы.

Я сунул руки в карманы и изобразил прогулочный вид. Этому немного мешало моё желание выставить между мной и пустотой что-нибудь вроде надёжного здания. Кармайкл же открыл ключом дверь и, пропустив меня вперёд, вошёл сам, не теряя улицу из виду, пока дверь не была закрыта и заперта.

Он кивнул на охранника, местного копа в парадной форме, который стоял с одной стороны лифта, с непринуждённо выпрямленной спиной и сложенными за спиной руками. Униформа охранника была, без преувеличения, идеальна. Идеально чистая, стрелки идеально острые, перчатки идеально белые. У него был служебный револьвер с серебряной гравировкой в блестящей чёрной кобуре на бедре. Выглядел он соответственно униформе – крайне симметрично, сильно и уверенно.

Я притормозил на момент, хмуро глядя на охранника, а затем обратился к своему Зрению.

У профессиональных чародеев вроде меня есть доступ ко всяким крутым штучкам. Одна из крутейших – это Зрение, называемое в разные времена и в разных культурах Вторым Зрением, Третьим Глазом, Злым Глазом и ещё много как. Оно позволяет чародею видеть истинную природу окружающих вещей, прозревать невидимый мир энергии и сил вокруг. Это опасно. Однажды увиденное с помощью Зрения – останется с вами навсегда, и время не изгладит воспоминаний. Бросьте взгляд не на ту вещь и можете попрощаться со своим здравомыслием.

Но обстановка настолько напоминала Сумеречную Зону, что я должен был найти что-то в ней, за что мог бы ухватиться, что-то знакомое, что-то, что не пытался всучить мне тип, выглядевший как помолодевший и похудевший детектив Кармайкл. Я решил попытаться опознать единственную вещь, которая, вероятнее всего, расскажет кое-что об окружающих меня людях – источник власти.

Я сосредоточился на пушке охранника.

Секунду не происходило ничего. А затем чернота и серебро сверкающего оружия изменились, сдвинулись. Кобура удлинилась, спустившись вниз по ноге охранника, револьвер также изменился, выпрямив жемчужную рукоять. Серебро ствола и барабана превратилось в навершие, рукоять и эфес крестообразного меча. Оружие сияло светом – не отражением от освещения в холле, а своим собственным.

Голубые глаза охранника моментально переместились на меня. Он поднял руку и мягко сказал "Нет".