Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
Он помнил лишь последние полгода, и то было плохое время.
…Смотрит сейчас — вокруг лес, пятна света мешаются с пятнами тени, все живое, дышит, переплетаясь друг с другом: трава с паутиной, островки кустарника и юных ростков-подлеска, птичьи голоса и шум ветвей. Закрывает глаза — как въяве встают глиняные стены лачуги, где его держали, много тяжелой и грязной работы — отмывать золой и песком котлы, чистить рыбу, таскать неподъемные корзины. И наградой лишь пинки и тычки, в лучшем случае. Кормили его кое-как, на вопросы почти не отвечали, и понемногу он перестал спрашивать — зато начал бояться любого, кто подходил…
До сумерек было еще далеко, но становилось ощутимо прохладней. Потянуло сыростью — близость реки; слух уловил и шум воды по камням. Пить не хотелось, довольно было влаги, собиравшейся в розетках листьев, но он так давно даже не умывался толком! Подумав, мальчишка свернул к реке. Это была другая река, больше приисковой, совсем незнакомая, с высоким обрывистым берегом. Над ухом послышался то ли смех, то ли щелканье — и почти сразу из ветвей выглянула серебристо-черная мордочка зверька. Мальчик увидел огромные желтые глазищи: древесный житель казался озадаченным, в его лесной мир внезапно пришел человек! Рассмеявшись, мальчик подошел ближе, потянулся к ветвям; зверек перепрыгнул на соседнее дерево, но спасаться бегством не спешил.
Мальчишка вновь протянул к нему руку, медленно, чтобы не напугать, и вздрогнул: голоса почудились; женщина и мужчина что-то говорили друг другу, увлеченно и весело. Совсем близко, шагах в двадцати. Мальчик отшатнулся к замшелому стволу, прячась за ним. Погоня, все-таки разыскали? Или здесь кто-то совсем посторонний? Время тянулось медленно. Стало тихо, а потом будто бы снова заговорили, и угрозы в этом разговоре не ощущалось. Голоса были… знакомые. Они манили, как манит отсвет заката между ветвей, или запах свежевыпеченногй лепешки. Мальчик замер, пытаясь понять, и шагнул в сторону голосов. Те отдалились, и он зашагал быстрее, близко к краю обрыва, опасаясь их потерять. Он не понимал сам себя, но чувствовал — ему необходимо увидеть, кто это говорит, узнать…
Земля под ногами поехала, провалилась, и он полетел вниз, ударяясь о торчащие корни, упал в ледяную воду — течение было сильным, подхватило, приложило о камни. В первый миг он даже почти сумел встать, уцепившись за выступающий валун и ощутив другой коленом. Увидел, что река не особо широкая, хоть и бурная, полноводная — гребешки пены вздымались то тут, то там, словно спины рыб. Только бы удержаться… сведенные холодом пальцы соскользнули с гладкого камня, течение увлекло мальчишку, слишком тощего, чтобы противиться массе воды. То, что он умел плавать, уже не имело значения. Голодная река обрадовалась жертве, схватила мягкими губами, понесла вперед, собираясь раздробить добычу о камни-зубы дальше по течению. Он пробовал плыть, ну хоть развернуться, но лишь бессмысленно бултыхался в воде. Река охотилась — в отместку выловленных из нее за рыб. Скоро, нахлебавшись воды и весь в ушибах, он сдался и лишь пытался глотнуть воздуха. Течение потянуло замерзшее тело на дно, мягко и быстро.
Чьи-то руки ухватили его за волосы, дернули вверх, протащили по камням и бросили на берегу, как рыбу. Он закашлялся, приподнимаясь, выплюнул воду и снова упал на камни лицом. За спиной слышались голоса, и не те, что он слышал недавно в лесу; и точно принадлежали живым, а не призракам или духам. Говор был почти таким же, как у людей на прииске, но голоса чужими. Искали его? Или это те, с кем приисковые торговали? Те, кого они боялись? В любом случае, добрых к нему людей еще не доводилось встречать. Мелькнула мысль притвориться потерявшим сознание — может, уедут? Но нет. Кто-то подошел совсем близко, встряхнул за плечо.
— Ты живой?
Он скосил глаза, пытаясь рассмотреть говорящего исподволь; за прямой взгляд на прииске можно было получить оплеуху. Над ним склонился юноша парой весен старше, круглолицый, с неожиданно короткими волосами — до середины шеи, они лохматились во все стороны вроде меха на беличьем хвосте.
— Поднимайся давай, — скомандовал тот грудным, певучим голосом.
Спасенный пошевелился с трудом — встать не мог, и дышал-то едва: все горело в груди. Сумел только повернуть голову в другую сторону — и уперся взглядом в чьи-то копыта, гладкие черные ноги, мохнатый бок и седло. Верховые животные, лохматые, с узкой мордой и длинной шеей… на прииске их называли грис. Ему нравились эти безобидные пугливые звери: хоть способные раздвоенным копытом раскроить череп, но готовые смирно идти за любым, кто накинет на шею повод. Жалко их было.
— Ты кто такой? — снова раздалось над ухом.
Он чуть отдышался, но никак не мог собраться с мыслями, чтобы ответить, и на повторный вопрос промолчал тоже. И на вопрос, откуда и как очутился в реке. Зато сумел наконец рассмотреть, кто рядом. Если его и разыскивали, то не эти люди, числом около десятка. Они выглядели куда ярче и богаче приисковых рабочих и тамошней охраны — штаны и безрукавки из чистого светлого льна, цветные узорные пояса, золотые браслеты с камнями и без. На шее широкие ожерелья у кого нарядней, у кого проще. И никто не казался рад внезапной остановке, и не ощущалось в них никакого сочувствия найденышу.
“Плохо”, — подумал он, на всякий случай стараясь казаться меньше и незаметней. С другой стороны, что они сделают — изобьют? Не в первый раз. Не бросят же обратно в речку, раз вытащили.
Тот же, кто вытащил, единственный среди всех в мокрой одежде, как раз спорил с другим. Этот второй был заметно старше, но все еще молод, с блестящим браслетом выше локтя, собранными в косу черными волосами и резким недобрым лицом, словно из твердого дерева выточенным — и очень нехорошим взглядом Под ним хотелось не просто сжаться, но и вовсе врасти в прибрежные камни.
— Что, бросить его прямо тут?
— А тебе есть дело? Пусть идет, куда шел.
— Куда, если он ничего не соображает? Его такого первый же кролик сожрет!
— И что? Предлагаешь остаться здесь? — рубин — откуда-то всплыло название камня — на браслете выше локтя сверкнул алым, словно тоже гневаясь.
Младший лишь вскинул голову. На нем, единственном из отряда, не было вообще ни одного украшения.
— Не хочешь возиться — я сам разберусь, — сказал он.
Продолжать корчиться на камнях — показать,
