Мой Мир (СИ) - Юдд Юджин

Пока она спит, я исследую свои новые возможности. Что ж, совсем не дурно, и я решаюсь попробовать открыть глаза. Нет, пока не получается. А мои «глаза» — Лея — спит. Ладно, все равно делать нефиг. А «материала» еще достаточно. Решил потратить еще немного на член. А почему бы и нет? Внутренний осмотр не очень утешителен. Решаю намного увеличить его толщину и длину. На этом внутренние материалы заканчиваются, и я засыпаю. На всякий случай оставляю сверху «сторожок» — какое-то чувство, которое разбудит меня в случае опасности.

Сколько я проспал — не знаю. Судя по всему — насколько часов. Осторожно тянусь мыслями к Лее. Она спит, внутри у нее спокойно и умиротворенно. Туман практически равномерный. Оглядываюсь вокруг моими и ее чувствами. Далеко-далеко слышу шум приближающихся людей. Что же мне нужно, чтобы «авторизоваться» в этом чудном мире? Решаюсь на эксперимент — я ее бужу. Она с удивлением просыпается. Чувствует, что что-то в ней изменилось и… это «что-то» ей явно нравится. Она смотрит на меня (судя по тому, что я вижу ее глазами), и мне то, что она видит, нравится значительно больше. Интересно — теперь, чтобы ее чувствовать, мне не нужно прямого с ней контакта. Наверное, в ней сейчас слишком много «моего» тумана. Я внушаю ей, что меня бы не дурно и перевернуть. Ее чувства ко мне — теплота и желание быть моей. Надо этим попользоваться, как мне кажется.

Она с трудом переворачивает меня на спину и оттаскивает от воды. Судя по картинке, она не может оторвать взгляд от моего члена. Волнение на море усиливается, и она пытается оттащить меня подальше от воды. С огромным трудом у нее это получается. В это время на берегу появляется полтора десятка рыбаков. Впереди бегут ее братья, а за ними важно шагает кряжистый мужик лет 50. Это явно глава клана. Они окружают меня, и Лея начинает рассказывать, что оттащила меня от воды из-за увеличившегося волнения. Вместо ответа Старший коротко бьёт ее по лицу и говорит, что она дура и не имела права трогать меня без его разрешения. Что раньше они могли просто бросить меня на берегу, а теперь, по закону клана, они должны продолжить оказывать мне помощь. А улова и так на всех не хватает.

Из-за его спины выходит его более молодая копия (явно сын и наследник) и говорит, что еще ничего не решено. И если они ее изгонят, то никакой помощи мне могут и не оказывать — она не будет членом клана. Между ним и ее младшими братьями возникает спор, который решает старший. Он говорит — ее выгнать, этого — показывает на меня, бросить. Он опасен… Шар внутри меня наливается бардовым… Ох, не так уж и неправ старик. Из-за спины этих двоих появляется еще два парня, похожие на первого. Порывшись в памяти Леи, я понимаю, что это три сына первой жены, которые и являются «фаворитами» в гонке на трон в клане. Они о чем-то шепчутся, а потом подходят к отцу. Я не слышу, о чем они говорят, но, судя по взглядам, бросаемым на Лею, ничего хорошего в их словах нет. Старик отрицательно качает головой, и вся толпа уходит с пляжа. Лея сидит в ступоре и ужасе, и я, дотягиваясь до нее, успокаиваю ее, внушая, что я и есть ее последняя надежда в этом мире. В общем-то, не так уж я и неправ. Кстати, за эмоциями я и не заметил, что могу смотреть на мир не только глазами Леи. Картинка как бы немного сверху. И уже вполне себе цветная. Значит, я понемногу адаптируюсь.

Судя по запаху жареной рыбы — они ушли недалеко. Лея сидит на песке, обхватив колени руками. Внутри у нее пустота — панику убрал я, а вот полезных мыслей как жить дальше, у нее нет. И в животе урчит — явно от голода. Солнце село, и опустилась теплая безветренная ночь. В конце концов, Лея, вздохнув, набирает немного хвороста и разводит маленький костер. В темноте шуршат кусты, и перед ней появляется один из ее младших братьев. Кажется, это Какрис. Он принес кусок рыбы. Они садятся рядом, и он начинает ей жарко шептать, что подслушал разговор старших о том, что братья-наследники уже давно ее ненавидят и хотят убрать из клана, а их с братом продать в рабство или обменять на соль. Старик до последнего сопротивлялся, так как любил их покойную мать, но сегодня они его убедили. Они связали их с братом, но ему удалось убежать.

В это время на пляже появляются четыре фигуры. Внутреннее зрение подсказывает мне, что туман внутри них грязно-белый. Ох, не с добром пришли явно… Они бесшумно подкрадываются с четырех сторон к шепчущимся ребятишкам. Блин, когда же я законнекчусь и смогу вмешаться! Один из них хватает Какриса, а трое бросаются на Лею. Она явно в ступоре. Трое держат ее, а один, старший из сыновей, сжимает здоровенными лапами несчастного мальчика. Он гадким голосом говорит, что Какрис нарушил законы клана, и теперь ничто не мешает им его продать. Затем двое срывают с Леи платье и связывают ей руки за спиной. Один остается ее сторожить, а двое подходят к старшему. Гадко ухмыляясь, они срывают с мальчишки одежду, а потом растягивают ему ноги, упираясь в бока.

Старший достаёт ржавую железку, наверное, гордо именуемую «нож» и, явно наслаждаясь моментом, медленно вскрывает его мошонку и отхватывает оба яичка… Малец тоненько визжит и теряет сознание. Один из братьев берет из костра головешку и прижигает рану. Над поляной плывет запах паленой плоти. Бросив оскопленного мальчишку, они подходят к Лее. В ее глазах ужас и безысходность. Один из них, тот, который старший, скидывает с себя штаны и медленно подходит. Его члену явно понравились предыдущие действия, и он требует «продолжения банкета». Ну, хватит, пора вмешиваться… Я вкачиваю в Лею немного багрового из своего шарика. О да, девочка изменилась. Она просит их развязать руки и обещает обслужить всех четверых, чтобы они ее не убили. На вопрос, наверное, того, что поумнее «зачем развязывать, и так обслужишь», она отвечает, что хочет сделать это хорошо. Парни, глупо гыгыкая, развязывают ее. Она, не сводя взгляда со старшего, медленно опускается перед ним на колени. Но я-то знаю, что ее рука уже нащупала головешку. Резко, как пружинка, она подскакивает вверх и тыкает в глаз неудавшемуся насильнику горящей палкой. Ну, как говориться, «Три пограничника — пятеро глаз. Был и шестой, только где он сейчас…». Над поляной раздается дикий крик, а она, воспользовавшись замешательством, вырывается и убегает в лес… только попа засверкала. Да ее никто и не преследовал — все собрались вокруг воющего калеки и стали обсуждать, что делать. В конце концов, решили все списать на кастрированного юнца. Один из этих ублюдков подобрал нож и, подойдя к еще не пришедшему в себя мальчику, перерезал ему горло. Затем они забрали с собой труп и под вой новоиспеченного урода, поплелись к себе в лагерь. На пляж опустилась тишина, и у меня появилась возможность проанализировать собственные ощущения.

Первое: в критической ситуации у меня получилось перебросить в Лею не только энергию, но и кусочек собственной ярости, второе — когда она втыкала палку в глаз насильника, я почувствовал значительный приток энергии. Но какой-то другой, более сильной, чем то, что у меня было. Третье — этот мир совсем не такая идиллия, как мне казалось. Ладно, ждем, смотрим и наблюдаем.

Судя по крикам из лагеря, эти ублюдки дошли. Через некоторое время все затихло — видимо, находящиеся в лагере решили не ждать утра и потащились к себе в деревню — лечить наследника. Я стал осторожно сканировать пространство, чтобы найти Лею. Вот она. Недалеко убежала. Видимо, во время своих размышлений я отключил ее от своей подпитки, и теперь она сидела, как маленький зверек у разоренной норы — один комок отчаянья. Внутри ее ауры творится кавардак. Похоже, она потратила все, что я ей вкачал, на то, что она совершила. Хотя… что-то не так. В ее ауре стали явно прослеживаться зеленые нотки. Я тихонько позвал ее, и она, как сомнамбула, пришла. Так мы и заснули — она обвилась вокруг меня. Поскольку она была без одежды — площадь нашего контакта значительно увеличилась, и я смог без особых проблем убрать ее тревожность.

Утром я пришел в себя раньше ее и стал думать, что же мне делать. Ведь я так и не могу пошевелиться. Я ее тихонько разбудил. Со сна она не сразу поняла, где находится, но потом, оглядев поляну, все вспомнила. Прилив отчаянья был столь силен, что я не сразу с ним справился. Ну, что было, то было, нам надо жить дальше — и я решил поэкспериментировать. Просканировав ее память, понял, что в этом, как и в любом другом первобытном обществе, от женщин в первую очередь требовалась покорность и принадлежность мужчине. Если бы эти ублюдки ее осквернили, то единственное, на что она мгла бы рассчитывать, это быть шлюхой в борделе. В любом случае то, что ее изгнали из клана, подразумевало под собой либо ее смерть от голода или от холода, поскольку скоро должна была быть зима, либо работа шлюхой в ближайшем городе. А вот это могло быть и пострашнее смерти.