Мой Мир (СИ) - Юдд Юджин

— Достопочтимый Ареорн, если к вам на воспитание попадет мальчик из горного клана — не давайте ему острых предметов. Обязательно порежется!

Пока я это говорил, оставшиеся черные пружинной походкой стали меня окружать. В это время один из обычных бойцов кинулся ко мне, размахнувшись огромным топором. Я резко ушел вниз и вперед на него, за долю секунды преодолев почти три метра, и ударил его тентаклевой «рукой», пробив насквозь и схватив на позвоночник. Затем я развернулся вместе с его телом и поймал его спиной пять ножей. Потом вошел в боевой транс, сильно замедлив время, вернее, убыстрив рефлексы. Прямо физически ощутил, как скрипнул от напряжения мой усиленный костяк. Я, как мне казалось, не торопясь, вырываю руку из тела, выхватываю из мертвых рук топор и мечу в одного из черных. При этом точно знаю, что он успеет среагировать и уйдет вправо. Туда и мечу. Топор встречается с его шеей и продолжает движение, летя еще метров двадцать. Тело продолжает двигаться, а голова падает на том месте, где ее срубили. При этом хлыстом я опять сметаю пару камушков, и голова еще одного черного разлетается, как спелый орех при ударе об землю. Итак, осталось трое.

— Еще и других порежет, — продолжаю подкалывать я

Осталось трое. Двое черных и один обычный. Он стоит в шоке. Один из черных достает из-за спины два приличных размеров меча и с криком бросается на меня, создав вокруг себя «веер смерти» — память услужливо подсказала название фигуры. Что же, он весьма неплох. Я бросаю в него тело того, кого пробил насквозь. Он был в кольчуге, поэтому мечи, пока прорубают его, немного замедляются. Этого достаточно, чтобы я подсел под тело и вырвал у нападавшего тентаклевой рукой член вместе с яйцами и перекатом ушел от продолжающих свое движение мечей. Человек получает мгновенный болевой шок. Оставшийся черный разворачивается и пытается убежать. Я выдергиваю один из ножей, застрявших в порубленном теле, и мечу. Хороший бросок получился — черные умеют витиевато и быстро бегать. Нож вошел в основание черепа и вышел изо рта, перерубив шейные позвонки. Он падает, а его ноги продолжают бессмысленные трепыхания, похожие на бег. Затем я Хлыстом прекращаю мучения черного, держащегося за свой пах, откуда хлещет кровь.

Остался один. Он стоит, оглядываясь на трупы товарищей и вдруг с криком, бросив свою палицу, пытается скрыться среди своих. Кто-то тыкает в него ножом, и он падает навзничь — нет большего позора, чем убежать, струсив.

— Итак, из десяти человек восемь детей, не умеющих обращаться с оружием, и два труса. Неплохо… Слышишь, как тебя там, Арфин, ты говорил, что у тебя еще кто-то есть? Ну, так давай сюда. Проверим, есть ли у него яйца.

Я поднимаю оторванный член Черного и кидаю в Арфина. Мне надо его спровоцировать — именно он должен первым нарушить Кодекс.

Кусок мяса, бывший членом, по высокой траектории летит в Арфина и попадает ему в лицо.

— Арфин, ты, это… пососи его, а? Спаси своих людей. Признайся, что вы все обозные подстилки. Зато живы останетесь.

Удар получился беспроигрышным — я нанес смертельное оскорбление. Арфин теряет рассудок от страха и возмущения и с криком «Это шайтан!» мечет в меня слабенькое коричневое заклинание. Я легко, перекатом, ухожу от него.

— Стоп! — кричу я, усилив свой голос в каждой из голов. Все в ступоре останавливаются и смотрят на меня.

— Достопочтимый Ареорн! Я констатирую: Кодекс нарушен!

— Да. Кодекс нарушен!

— Ну, девоньки, давайте!

Это для меня они «девоньки», а в действительности это Великие волшебницы, опасающиеся за жизнь своего Хозяина. Блин, у меня бы не хватило фантазии: трава немедленно превращается в кинжалы и прорастает сквозь ноги людей, не давая возможности им двигаться. Затем начинает прорастать сквозь тело, причиняя страшную боль — от нее просто идет красное свечение, корни выскакивают из земли и опутывают конечности, земля в некоторых местах становится такой зыбкой, что люди в нее проваливаются и остаются похороненными заживо. Дикий многоголосый вой разносится по округе. Два огненных вихря, закрученных друг напротив друга, выжигают все на своем пути. Коричневая аура рвется в клочки. В это время в голове голос Волчка:

— Мы все сделали.

Люди Ареорна и других дружественных кланов бросаются на врагов и рубят их. В этот момент пауки, видимо от отчаянья, нанесли свой удар. Темно-коричневая стрела, больше похожая на яйцеклад, тянется от ближайшей горы и бьет меня в грудь. Если бы не тентаклевая броня, я бы пропустил удар, и все бы закончилось. Но она выдержала ровно те доли секунды, которые мне понадобились, чтобы перегруппироваться и взвыть, привлекая внимание своих. Рука и броня иссохлась, превратившись в пыль, а мерзкий яйцеклад коснулся груди. Сказать, что я испытал боль — не сказать ничего. Спасибо Красной — блокировала. Я не успевал сделать ничего, кроме того, что зафиксировал яйцеклад и начал качать через него внутрь себя коричневую чуму. Я пил, пил, пил ее, организовав внутри себя защищенное пространство. В какой-то момент, паучья нить попыталась прервать контакт, но я не дал ей этого сделать, и продолжал перекачивать все в себя. Да и не нить уже вовсе — трубопровод — я ухитрился его сильно расширить. Передо мной встала как бы картина мира: в горе было огромное пространство, заполненное чумой. Из него тянулась трубочка внутрь серого яйца, даже большего размера, чем это пространство и через нее перекачивалась коричневая субстанция. Пауки отчаянно пытались разорвать контакт, но у них ничего не получалось. И вот коричневый цвет начинает редеть. Все силы пауков уходят на то, чтобы разорвать нашу связь…

— Давайте!!! — ору я своим.

Земля сотрясается от мощного удара. Под горой образуется пролом, в который с ревом устремляется первичный огонь, подсвеченный красными и черными всполохами, сметая ставшую слабой защиту. Он планомерно и быстро заполняет все пространство внутри горы, аккуратно выжигая все метастазы. Мировое пространство дрожит, принимая новое мироустройство. Последнее, что я помню — напряжение ослабевает, наш контакт рассыпается, а из верхушки горы, с низким грохотом вырывается ярчайшее пламя и бьет на много метров вверх — гора заполнена им изнутри полностью. Всё, пауков не осталось! Во мне ворочается и пытается вырваться огромная коричнево-паучья масса. Я с трудом ее держу, только на понимании, что, если она прорвется — будет катастрофа.

— Забирай меня отсюда, — шепчу я кому-то.

Прицеп боком, медленно, как во сне, надвигается на меня. Вот уже его боковая несущая балка сминает капот, как будто он из бумаги и сквозь разлетевшееся в брызги стекло приближается к моей голове. Я не могу ничего сделать — ремень, которым я пристегнут, сыграл со мной злую шутку. Металл неотвратимо приближается к моему лицу. Единственное, что я успеваю — поблагодарить кого-то за ту жизнь, которую я прожил за этот краткий миг. Сознание во мне гаснет под аккомпанемент далекого многоголосого женского крика, полного боли, любви и отчаянья. Затем, наверное, по наитию, я выбрасываю все мои новые знания, полученные мною за этот миг-год. Не знаю, работают ли они в этом мире, не знаю, остались ли они во мне. Все это происходит в безотчетном желании выжить. Я устремляюсь к яркому свету, и уже ничто в этом мире не может удержать меня…