Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева

Я выдержала торжественную паузу, а затем заорала во всё горло:

– Мила, покажи своему братцу мой шикарный кустик!

Из повозки высунулось улыбающееся личико Милы, а следом показался горшок с пышными завитушками мимей.

Морщинка меж бровями у Геллана рассосалась, улыбка вернулась на красивые уста. Кажется, мне удалось его немножко пристыдить.

– Прости. – легко сказал он.

Для него ничего не стоит попросить прощения перед букашкой, что уж говорить о девчонках…

– Ты одним «прости» не отделаешься! – мстительно прошипела я. – Такие оскорбления смывают кровью!

– Мало ты моей выпила? – спокойно сказал бездушный чурбан и снова улыбнулся.

Нет, так жить нельзя. Скоро совершенно невозможно будет на него давить и добиваться желаемого.

– Скучный ты тип, Геллан, – вздохнула я, – ну что тебе стоило показать, что ты раскаялся, сожалеешь о своём неверии?..

– Слава лицедеев меня не прельщает, а тебе только волос предложи – тут же голову отрубишь.

Ничёсе перлы выдаёт… На какое-то время я зависла, размышляя, каким он станет, когда с него сойдёт вся чопорная короста… Затем вспомнила, что на самом деле меня волновало сильнее всего:

– А скажи-ка мне, Геллан… Ты Леррана обвёл вокруг пальца, да?

Я даже в седле подпрыгнула, отчего лиловая лошадка всхрапнула и покосилась на меня испуганным глазом.

Геллан откинул волосы со лба, открывая изуродованную часть лица. Вот чёрт. Я до сих пор так и не научилась смотреть на это месиво из бугров и ямок спокойно…

– Я не знаю, что будет, Дара. Есть много причин, по которым ни замок, ни Долина не примут нового хозяина. Но в каждой ситуации есть разные лазейки. Допускаю, Лерран не так прост, если спокойно согласился на властвование, не побеспокоившись о мелочах.

– Да он вообще не прост, этот хлыщ слащавый. Меня это как раз и тревожит – его спокойствие.

– А меня нет, – пожал плечами Геллан, – даже если он без проблем подгребёт завтра под себя замок и Долину, земля и люди найдут как отомстить. Или одна земля.

– Ты не уверен в верности своих медан и мужчин? – мягко спросила я. – На самом деле, они любят тебя, иначе не вышли  провожать и не устроили бы свалку вокруг сборов нас в дорогу…

– Горцы – народ гордый. А я не был с ними всю жизнь, чтобы завоевать уважение.

– Иногда ты слеп, как крот. – не сдержалась я. – Ты вырос среди них. И потом, у них было время сравнить тебя с вечно пьяным Милиным папашей, который только то и делал, что издевался над всеми, бил и насиловал.

Геллан шумно втянул в лёгкие воздух..

– И хватит уже винить себя в его кознях. Когда смог, ты его остановил.

– У нас не принято, чтобы девочки говорили о подобных вещах, – чопорно заявил этот болван, и я опешила, соображая: о каких таких вещах? О жестокости?.. Потом до меня дошло.

– Ты про изнасилования? – спросила сухо и деловито, как будто мы о погоде разговаривали.

Он только кивнул.

– Во-первых, я не ваша девочка. У нас эээ… говорят о таких вещах. Во-вторых, перестань строить из себя доморощенного царька. Может, немного поздно вести светские беседы и вдалбливать в меня правила хорошего тона по-зеосски.

– А не помешало бы, – пробормотал этот негодяй, – временами хочется заглянуть тебе в пасть, как пёсоглаву, чтобы убедиться, какого она цвета.

– Моя пасть?! – я снова подпрыгнула в седле. – А при чём тут цвет?!

– Ну, может, она чёрная? Вымазалась в непотребных словах?..

Мне бы мимо ушей пропустить. Сделать вид, что не услышала. Запомнить, а потом напасть – когда-нибудь. Теряет же Геллан иногда бдительность? Но подобные вещи я не спускаю просто так, на тормоза.

– Геллан! – позвала я требовательно.

И как только гнусное в своих инсинуациях создание повернуло ко мне голову, я широко, как в кабинете доброго доктора Айболита, открыла рот, демонстрируя чистейший розовый язык и такую же, вплоть до гланд, глотку.

– У меня всё розовое! – торжественно заявила я, захлопывая рот. – Убедился?

Геллан моргнул. У него бывает дурацкое выражение лица, да.

– Откуда ты знаешь про… жестокости Пора?

– Ви сказала, – ответила я нехотя, решив до поры до времени закопать топор войны. – Её малыш… появился на свет именно так.

Геллан сжал челюсти. Видать он этого не знал.

– Получается, он Милин брат?

– По отцу. Думаю, у неё… найдутся и другие братья-сёстры.

Мы замолчали. Ви ехала с нами: мы не рискнули оставить её в замке или Долине, зная, что скоро там появится Лерран, чтобы заявить о своих правах на земли.

– Как думаешь, путь будет долгим? – спросила я, чтобы разорвать неприятную тишину.

– Долгим. Я не совсем представляю, куда  идти и какими путями. Возможно, нам понадобится проводник. Но позже. Думаю, не стоило обрастать людьми. – Геллан сделал красноречивый жест в сторону растянувшихся на горной дороге фургонов и повозок. – Но кого-то не бросишь, а кому-то по пути…

– Люди лишними не бывают. Только подумай: у нас маг, муйба, лендра… мохнатки и деревун. Да мы круче, чем звёзды!

– И болтливый звездный груз, – пробормотал Геллан.

– И занудный старый стакер, – ввернула я не без злорадства.

Геллан посмотрел на меня странно, но спорить больше не стал. Мы ехали целый день. Я тосковала по Ушану: старого осла-пройдоху пришлось оставить в Долине. Аттита обещала позаботиться о нём, но я обмазала любимую морду слезами и отправилась в путь с тяжелым сердцем.

Странный этот Зеосс: судя по всему, зима на носу, но дыхание её приходит только по ночам, да и то не всегда. Здесь по-другому текло время, но как – я не могла понять. Ни разу не попадались мне часы или механизмы. Какой-то жуткое забитое средневековье с мечами, ведьмами и непонятными мне силами.  В голове без конца крутились мысли, словно я что-то упустила, недодумала, не смогла сложить два плюс два…

После полудня я сдалась и присоединилась к женскому обществу в фургоне: моя филейная часть напрочь отказывалась торчать столько времени в седле. Фургонное пространство делила я с Милой, Иранной и Алестой. Иранна трусила на осле – упрямая муйба наотрез отказалась от лошади и преспокойно двигалась наравне с мужчинами. За ней на флегматичном туповатом мерине, вышагивающем медлительно и словно во сне, ехала Росса. На этом наездницы женского поголовья путешествующих заканчивались: Ви шарахалась даже от тени, не говоря уже про лошадей, Офа бормотала что-то о детях Тверди, коим не всегда легко ладить с животными.

От нечего делать я пересчитала наш боевой отряд и хихикнула.

– В чём дело? – насторожилась Алеста. По-моему, она, как только я улыбалась, ждала какой-то пакости.

– Нас тринадцать, – жизнерадостно поведала я и улыбнулась пошире, чтобы увидеть, как напрягается Алеста. Но в этот раз мне обломилось.

– Четырнадцать. Ты забыла посчитать малыша Фео.  И даже если тринадцать – что в этом смешного?

– Эмм… забей. – легко разрешила я. – Не заморачивайся. Не думай об этом, – старательно подбирала слова, которые бы дошли до Алесты.

– И всё же?..

– У нас оно считается несчастливым, – ляпнула, а затем с испугом посмотрела на Милу. Увидела, как округлились глаза у девчонки. – Но я в эту чухню не верю, – заговорила горячо и скороговоркой. – Я это число даже люблю – мне оно удачу приносит. Да и вообще, не верю я во всякие дурацкие предрассудки!

Я вдруг поняла, что оправдываюсь, загипнотизированная пристальным Алестиным взглядом.

– Хм… – задумчиво хмыкнула вечная дева-прорицательница и уставилась в оконный проём.

Я уже хотела было взбеситься, но тут Мила сжала мою ладонь:

– У нас тринадцать – число счастливое. Знаковое.

Обалдеть. Даже в мелочи – всё наоборот.

– Всё равно нас четырнадцать, – отстраненно повторила Алеста, не отрывая взгляда от оконного пейзажа.

– Не будем искать знаки. Чем меньше примет, тем легче живется.

Я со стоном вытянула одеревеневшие ноги. Жаль, что не могу ехать на лошадке весь день. Не хотелось пялиться в окно, не хотелось разговаривать. Мерцатель, сочно хрустя, поедал мимею. Мысли крутились бильярдными шарами. Наверное, мозги не поспевали за сменой событий, поэтому что-то тревожило меня и не давало покоя. В какой-то неуловимый момент я сдалась и провалилась в сон, успокоенная мерным покачиванием повозки…