Пола Вольски - Великий Эллипс

Первым Длинную галерею покинул король Мильцин. За ним последовали Лизелл и Гирайз, ведущие под руки Нипера. Они вышли в коридор, где команда слуг и придворных усердно поливала пламя из ведер. Несколько капель холодной воды брызнули в лицо Лизелл — какое чудо! Ни она, ни кто-либо другой не сгорели заживо, и это тоже — чудо. Но радость ее была ущербной. Она непоправимо испортила свою аудиенцию с королем, и Гирайз так подозрительно на нее посмотрел, что она даже боялась подумать, что у него на уме и что случилось с Каслером.

Но она не должна сейчас об этом думать, поскольку освободившиеся пленники бурным потоком изливались из Длинной галереи; толкаясь и пихаясь, они готовы были ее затоптать, спеша покинуть горящий дворец. Думать в такой момент просто невозможно, и, может быть, это даже и к лучшему. Люди в панике бежали по коридору, вниз по огромной центральной лестнице, через фойе размером с мраморный луг, через парадную дверь в парк, где собралась поглазеть на пожар вся дворцовая челядь.

Длинная галерея опустела быстро. Когда последний человек прошел сквозь дверной проем, обвитый огненной гирляндой, Нипер зашатался, закачался и забормотал что-то бессвязное. Огненная завеса вновь упала на дверной проем. Искусный Огонь прыгал и ревел в безумном зеленом восторге.

— Невенской, мои Водяные Чары! — умолял король Мильцин. — Ну, сделай же что-нибудь, мой дорогой!

— Сир, я… — глаза магистра закатились, и он потерял сознание. Гирайз и Лизелл подхватили его.

Сгустки пламени полетели в коридор. Окончательно побежденная команда поливальщиков просилась бежать, напрочь глухая к повелениям, приказам, мольбам своего монарха. Огненные спирали любопытными змеями носились по коридору. Парчовые портьеры на одном из окон загорелись, потом на другом, под ногами начал тлеть ковер.

Ничем нельзя было остановить огонь, по крайней мере, в эту минуту.

— Сир, мы поможем вам покинуть дворец, — взмолилась Лизелл.

Мильцин посмотрел на нее и кивнул. Вместе они вышли, неся бесчувственного Нипера. Они несли его до самой белокаменной стены, кольцом опоясывающей дворец, и здесь, в безопасном месте, опустили его на землю. Магистр начал приходить в себя и зашевелился.

Они здесь были не одни. Сотни гостей, придворных и слуг собрались здесь у стены и наблюдали за пожаром. Прокатившийся по зевакам тяжелый ропот заставил Лизелл посмотреть в сторону дворца, из окон третьего этажа которого вырывалось зеленое пламя. Пламя набирало силу, оно поднялось до крыши. Мощный победный рев долетел до нее в тот момент, когда Искусный Огонь взвился, устремляясь к звездному небу.

Глубокой ночью, когда дворец Водяных Чар покоился в дымящихся руинах и зеленое буйство огня стихло, Мильцин IX впервые за все это время подал голос:

— Нам придется устроить что-то вроде пересчета голов, что бы удостовериться, что погибших нет, кроме этой грейслендской свиньи.

— На пепелище есть останки еще одного тела, сир, — Гирайз в отсветах утихающего зеленого пламени склонил голову. — Каслер Сторнзоф был убит своим дядей, когда пытался спасти Ваше Величество.

Слезы хлынули из глаз Лизелл, это были слезы горя, но не удивления. Не признаваясь себе, она все это время знала, что Каслер погиб. Ее миссия постыдно провалилась, ее страна обречена. Ночь чествования победителя обернулась ночью катастроф.

— Ну, я сожалею о молодом Сторнзофе, — Мильцин нахмурился. — Не все грейслендцы, оказывается, преступники. Но своим кузеном Огроном, уверяю вас, я сыт по горло. Слишком он распустился. Сегодняшняя ночь — это последняя капля. Я покажу ему, как натравливать на меня своих головорезов. Мисс Дивер, что вы там говорили несколько часов назад, сколько Вонар предлагает? Пятьдесят миллионов, я не ошибаюсь?

— Сорок, сир, — пролепетала Лизелл, не веря своим ушам.

— Сорок. Ну что ж, я не могу торговаться. Этого хватит на восстановление пострадавшего дворца Водяных Чар.

— Ваше Величество выражает желание продать Разумный Огонь Вонару? — она не могла понять, кажется ей это или происходит на самом деле. Она услышала, как Гирайз напряженно вздохнул.

— Вы полагаете, после сегодняшней ночи я буду раздумывать? Этот Огонь стал слишком жарким для Нижней Геции. Вы можете забрать его, и будьте любезны, сделайте так, чтобы земля горела у кузена Огрона под ногами, пусть он подавится этим Огнем. — Мильцин повернулся к тихо и молча сидящей фигуре в темном платье. — Невенской, то есть, я хотел сказать, Нипер, ты уже пришел в себя?

— Да, сир, — раздался слабый голос Нипера. — И я хочу выразить мою глубочайшую печаль, мое горе и признать, как мне стыдно…

— Ты можешь, конечно, выражать, да только сейчас не время. Ты мне вот что скажи. В нормальном состоянии, то есть когда ты не страдаешь расстройством желудка, когда в голове у тебя порядок и ты не отравлен дымом, считаешь ли ты себя способным контролировать наш Искусный Огонь?

— Сир, сегодня вышло какое-то недоразумение. Это больше никогда не повторится, верьте мне. Обычно Искусный Огонь повинуется моей воле, при условии, что он не перевозбуждается. Но это редко…

— Дальше можешь не продолжать. Я верю тебе на слово, а все сопутствующие условия и обстоятельства меня не касаются. Вот видишь, мой друг, ты собираешься отправиться в Вонар.

ЭПИЛОГ

Как только король принял решение, события начали разворачиваться с предельной скоростью. Не успела Лизелл перевести дух после трагической ночи, осознать все, признать реальность гибели Каслера, как она уже сидела в поезде, несущемся в сторону Ширина. Не в каком-нибудь обычном поезде, а в специальном, с гербом Нижней Геции, который перевозил Его Величество и самых его дорогих гостей. Итак, она, Гирайз и магистр Невенской, или Ниц Нипер, как он теперь себя называл, сопровождаемые мускулистыми вооруженными телохранителями, ехали в отдельном до абсурдности роскошном бронированном вагоне. Магистру — бесценному приобретению — не разрешалось сделать и шагу без телохранителя.

Как только поезд остановился на вокзале Ширина, Ница Нипера затащили в неприметную, полностью закрытую от посторонних глаз карету и увезли. Лизелл заключила, что он затеряется в лабиринтах республиканского комплекса, но не была в этом уверена, поскольку все заданные ею вопросы вежливо были оставлены без ответа. То, что ее оставляли за бортом событий, раздражало. Принимая во внимание, что она в этом деле человек не последний, она с полной уверенностью считала, что имеет право на определенную информацию, но, похоже, слуги вонарского правительства так не считали. Ее вежливо проводили до дому и оставили там, так и не удовлетворив ее любопытства.