Энтони Райан - Песнь крови

– Янус был интриган, лжец, а временами и убийца. Но был ли он на самом деле глупцом? Сколько бы крови и денег ни ушло в песок в той ненавистной войне, я до сих пор не уверен, что это все не было частью некоего великого замысла, какого-то окончательного плана, настолько сложного, что мне его просто не объять рассудком.

– Когда вы говорите о Янусе, вы рассказываете о бессердечном и хитроумном старике, однако я не слышу гнева в вашем голосе. Вы не испытываете ненависти к человеку, который вас предал.

– Предал? Меня? Единственное, чему когда-либо был верен Янус – это его наследие, Объединенное Королевство, которым вечно будет править род Аль-Ниэрен. Это единственное, что его волновало по-настоящему. Ненавидеть его за его поступки – все равно что ненавидеть скорпиона, который тебя укусил.

Я осушил свой бокал и снова потянулся за бутылкой. Я обнаружил, что этот дар Кумбраэля мне нравится, и внезапно ощутил желание напиться. Напряжение этого дня и предстоящее завтра зрелище кровавого поединка оставили у меня внутри тревожное ощущение, которое мне не терпелось утопить в вине. Я и прежде не раз видел, как умирают люди, преступники и изменники, предаваемые казни по велению императора, но, как бы ярко ни полыхала моя ненависть к этому человеку, я обнаружил, что уже не способен упиваться мыслями об ожидающей его насильственной смерти.

– А что вы станете делать завтра, если одержите победу? – спросил я, обнаружив, что язык у меня слегка заплетается. – Вернетесь в свое Королевство? Как вы думаете, король Мальций будет вам рад?

Он отодвинулся от стола и встал.

– Думаю, обоим нам известно, что победы мне не видать, что бы ни произошло завтра. Спокойной ночи, сударь.

Я налил себе еще вина, слушая, как он поднимается по лестнице и входит в одну из спален. И он еще мог спать! Сам я в ту ночь был не в состоянии обрести покой без помощи вина. Но я знал, что он будет крепко спать, не тревожимый ни жуткими кошмарами, ни чувством вины.

– А ты, Селиесен, ты испытывал бы ненависть к нему? – спросил я вслух, надеясь, что и он тоже присутствует среди призраков, толпящихся в этом доме. – Да нет, вряд ли. Это была бы тема для нового стихотворения, и только. Тебе ведь всегда нравилось их общество, этих грубиянов, размахивающих мечами, хотя ты так и не сумел стать одним из них. Ты научился их замашкам, научился ездить верхом и выписывать красивые узоры саблей, которую они тебе дали. А вот драться так и не научился, верно?

На глаза наворачивались слезы. Ну вот, пьяный писака сидит и хнычет в доме, наполненном призраками.

– Ты так и не научился драться, сволочь такая!

Среди немногих достопримечательностей, которые Мельденейские острова способны предложить относительно взыскательному гостю, имеется некоторое количество впечатляющих руин, которые можно видеть на побережье более крупных островов. Хотя все они различны по размеру и назначению, сооружения эти, тем не менее, демонстрируют единство замысла и воплощения, явно указующие на то, что они возведены единой культурой, некой древней расой, которой свойственны были эстетическая утонченность и изысканность, коих совершенно лишены нынешние обитатели архипелага.

Наиболее впечатляющий образчик этой некогда великой архитектуры, дошедший до наших дней – это амфитеатр, расположенный примерно в двух милях от мельденейской столицы. Амфитеатр этот вырублен в углублении утесов, состоящих из желтого мрамора с красными прожилками, которые находятся на южном берегу острова, и потому не пострадал от хищничества многих поколений островитян, которые отнюдь не чураются растаскивать прочие развалины на строительные материалы. Огромная чаша восходящих ступенями сидений, возвышающаяся над просторной овальной сценой, где некогда, без сомнения, великие ораторы, поэты и артисты услаждали своим творчеством куда более просвещенную аудиторию, ныне служила удобным местом для публичных казней каких-нибудь злодеев и позволяла современным островитянам любоваться тем, как люди бьются насмерть.

Матросы Щита разбудили нас, как только над городом занялась заря. Они объяснили, что нам лучше попасть на место поединка прежде, чем местные жители проснутся, заполнят улицы и примутся копить ненависть к отродью Сжигателя Города.

Как я и ожидал, Аль-Сорна ничем не проявлял свою озабоченность в ожидании, пока солнце достигнет срединного положения на небе. Он сидел в нижнем ряду амфитеатра, меч его покоился рядом с ним, а сам он смотрел на море. С юга дул крепкий бриз, хотя отсутствие облаков предсказывало, что дождя не будет. Мне хотелось знать, кажется ли Аль-Сорне, что это хороший день, чтобы встретить свою смерть.

Госпожа Эмерен прибыла за час до полудня в сопровождении еще двоих матросов Щита. Одета она была, как всегда, в простое черно-белое платье, и ее тонкое лицо не было приукрашено ни притираниями, ни драгоценностями. Единственным знаком ее положения было сапфировое кольцо на пальце. Однако ее врожденное достоинство и гордая осанка по-прежнему были при ней. Я поднялся, чтобы приветствовать ее, когда она вышла на овальную арену, и отвесил ей почтительный поклон.

– Здравствуйте, госпожа Эмерен!

– Приветствую, господин Вернье.

Ее голос нимало не утратил памятного мне роскошного тембра, слегка украшенного слабыми следами особого певучего выговора, свойственного лишь тем, кто воспитан при императорском дворе. Меня вновь ошеломила ее красота, ее безупречная кожа, полные губы и ярко-зеленые глаза. Госпожа Эмерен издавна считалась идеальным воплощением истинно альпиранской женственности: столь же прелестная, сколь и верная долгу, дочь знатного рода, с детских лет привеченная императором, получившая образование при дворе наравне с его родными сыновьями, она была ему дочерью во всем, кроме названия. И когда Селиесен был избран судьбой, они просто не могли не пожениться. В конце концов, кто еще мог быть достоин ее?

– Все ли с вами в порядке? – спросил я. – Надеюсь, вы не испытали никакого дурного обращения?

– О, люди, взявшие меня в плен, вели себя более чем великодушно.

Она перевела взгляд на Убийцу Светоча, и я вновь увидел то выражение холодной, неисчерпаемой злобы, искажавшее ее идеальные черты всякий раз, как она говорила о нем. Аль-Сорна встретился с нею взглядом и слегка кивнул. На его лице не отразилось ничего, кроме сдержанного любопытства.

– При вас нет охраны, – заметила госпожа Эмерен.

– Пленник дал императору слово, что ответит на вызов Щита. Охрану сочли излишней.

– Понятно. Здоров ли мой сын?

– Вполне. В последний раз, как я его видел, он весело резвился, играя. Я знаю, что он ждет не дождется вашего возвращения. Как, впрочем, и все мы.