Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Неохотно, будто расставаясь допрежь сроку с возлюбленной, он вернул журналы на полки и двинулся в обратный путь.

— Возможно, гильдии известно об этом больше, — бормотал он себе под нос. — Надеюсь, больше.

Охранники на выходе молча кивнули ему. Теперь, когда чародей покидал библиотеку, его никто не останавливал. Фернао удавалось сдерживать горький смех до той поры, покуда он не отошел достаточно далеко. Стража у библиотеки — это, конечно, лучше, чем ничего… но, по его мнению, ненамного лучше.

На остановке ему пришлось постоять, дожидаясь каравана, идущего в центр Сетубала. Близ гавани он пересел на другой маршрут и проехал немного — меньше мили. Из вагончика он вышел напротив Великого чертога Лагоанской гильдии чародеев.

Чертог и правда был великий — массивное здание из белоснежного мрамора в строгом неоклассическом стиле. Скульптурная группа на фасаде словно вышла из эпохи расцвета Каунианской империи. Единственное, что показалось бы странным настоящему древнему каунианину, — статуи, как и фасад, не были раскрашены. Археологические чары обнаружили, что кауниане в древности готовы были заляпать краской все, что не шевелится. Но, когда строился чертог, об этом еще не было известно — большинство профанов до сих пор не подозревало об этом. А к тому времени, когда открытие было сделано, белый мрамор стал такой же неотъемлемой частью неоклассического стиля, как пестрые краски — частью античной древности.

В вестибюле Фернао обменялся приветствиями с полудюжиной коллег. Одни уже слышали, что он возвратился, и были рады его видеть, другие не слышали и были поражены встречей. Слава безудержных болтунов водилась скорей за альгарвейцами и янинцами, чем за жителями Лагоаша, и все же добираться до приемной гильдейского секретаря чародею пришлось дольше, чем хотелось бы.

— О, магистр Фернао! — воскликнул тот, добродушный толстяк по имени Бринко. — И чем могу служить вам в этот, боюсь, не слишком добрый день?

— Я бы хотел занять пару минут у гроссмейстера Пиньейро, если это возможно, — ответил Фернао.

Бринко нахмурился так, словно одна мысль, что Фернао придется отказать, приводила его в отчаяние.

— Боюсь, не могу ответить точно, возможно это или нет. — Секретарь поднялся из-за стола. — Если ваше превосходительство будет так любезно подождать…

— Без сомнения, — ответил Фернао. — Как я могу отказать вам?

— С легкостью, будьте уверены, — ответил Бринко. — Однако — обождите минуту, тогда и посмотрим. — Секретарь скрылся за резной дубовой дверью. Когда он появился вновь, лицо его сияло. — Ваше желание будет исполнено в точности. Гроссмейстер просил передать, что с величайшим удовольствием примет вас в любое удобное время.

Фернао был знаком с Пиньейро уже не первый год и весьма сомневался, что гроссмейстер просил о чем-то подобном. Скорей всего, он буркнул «А, ну ладно» и этим ограничился, но Бринко предпочитал улестить посетителя. Порой это раздражало чародея. Но не сегодня. Он добился своего, а это главное.

— Благодарю, — промолвил он и зашел в кабинет.

Пиньейро разменял уже шестой десяток, в песочного цвета волосах и бородке проглядывала седина. Он глянул на вошедшего сквозь очки совиным взглядом.

— Ну, — проворчал он, — что такого неотложного случилось?

На публике он мог воплощать ученость, достоинство и величие чародейского ремесла. Среди коллег он не утруждался поддерживать маску и проявлял себя во всей красе.

— Гроссмейстер, я нашел кое-что интересное в библиотеке… или, верней сказать, не нашел ничего интересного, что само по себе любопытно, — ответил Фернао.

— А мне — нет, — отрезал Пиньейро. — В моем возрасте не остается времени для загадок. Выкладывай или убирайся.

— Слушаюсь, гроссмейстер, — ответил Фернао и объяснил, что обнаружил — и чего не увидел — в последних журналах.

Пиньейро слушал его с непроницаемой миной — этим умением гроссмейстер славился давно.

— Я не могу доказать, что этот факт имеет значение, гроссмейстер, — закончил Фернао, — но если имеет, это должно быть что-то очень важное.

Он подождал, ожидая, что скажет на это глава гильдии.

— Куусамане не сообщат тебе, который час, если им того не захочется, — промолвил наконец гроссмейстер. — Если уж на то пошло, они друг другу не скажут, который час. Семь князей… нелепая какая система. — Он пронзил Фернао взглядом. — Ты имеешь понятие, сколько проблем можно заполучить на свою голову, когда пытаешься строить доказательство на том, чего нет?

— Да, гроссмейстер, — ответил Фернао, недоумевая, стоит ли продолжать беседу.

Оказалось, что стоит.

— Погоди, — промолвил Пиньейро.

Из ящика стола он извлек необычно большой и тяжелый хрустальный шар.

— Сиунтио, — промолвил он, вглядываясь в глубину кристалла. Глаза Фернао полезли на лоб. — Нашим братством, — продолжал гроссмейстер на древнекаунианском, — призываю тебя.

Глаза Фернао угнездились где-то под челкой. В сердце шара сгустилось изображение седовласого дряхлого куусаманина.

— Я здесь, мой гневливый брат, — ответил он на том же наречии.

— Старый мошенник, — прорычал Пиньейро, — мы сели тебе на хвост.

— Ты бредишь, — молвил Сиунтио. — Ты бредишь и мнишь себя в ясном рассудке.

Образ его погас. Амулет превратился в мертвый каменный шар. Пиньейро хмыкнул.

— Да, это нечто важное. Если бы дело не стоило выеденного яйца, Сиунтио отпирался бы убедительней. Что же они там творят — и станут ли что-то творить с нами? — Он хмуро глянул на Фернао: — Как ты смотришь на то, чтобы съездить в Куусамо?

— Никак, — ответил чародей.

Гроссмейстер не слышал его. Он уже строил планы.

Бембо состроил обиженную мину. Это была очень хорошая мина. Порою с ее помощью жандарму удавалось разжалобить самого сержанта Пезаро. Обиженная мина, способная тронуть сердце жандармского сержанта, одним этим сдавала экзамен.

Сердце Саффы, однако, оставалось холодно.

— Нет, — промолвила художница. — Я не хочу ужинать с тобой, или ходить в театр, или гулять по парку, и вообще иметь с тобой дело. Не хочу, Бембо. Хватит.

— Но почему?

Бембо считал, что вопрос был вполне разумный и прозвучал весьма рассудительно. Непредвзятый слушатель — каковых перед жандармским участком не наблюдалось — однако, без сомнения, принял бы его за обыкновенное занудство.

— Почему? — Саффа набрала побольше воздуха в грудь. — Потому что, хотя тебе и пришла хорошая идея в голову и капитану Сассо она понравилась, тебя все равно не повысили в чине. Это одна причина: я не хочу тратить время на неудачников. А вторая — что тебе от девушки нужно только одно и ты даже не пытаешься этого скрыть!