Бернхард Хеннен - Во власти девантара

Он удивленно повиновался.

Гисхильда понизила голос до шепота.

— Я слышала, как ты говорил с Беорном. С того дня на Ястребином перевале он был сломлен. Ты вернул ему мужество. Возьми доспехи Альфадаса и надень их, когда будешь говорить со своим народом. Может быть, из пепла горя ты сможешь еще раз разжечь искру надежды. Мне не дана эта сила, Мандред Торгридсон. Но я знаю, что некоторые даже сейчас надеются на возвращение живого родоначальника. Поговори с ними. Ты прав… Нельзя, чтобы после всех столетий дружбы в последней битве знамя Фирнстайна не развевалось рядом с эльфийским. Охрани наш народ от этого позора.

Два меча и воспоминания

Нурамон был в комнате Гаомее. Королева в последний раз предоставила ее в распоряжение эльфа. И он очень удивился, обнаружив на стене свой портрет. Хотя каждому, кто проводил в этой комнате ночь перед эльфийской охотой, посвящали сцену в одной из фресок, Нурамон оказался не готов к тому, чтобы увидеть на стене свое собственное лицо. Что его удивило больше всего, так это то, как он был изображен: он стоял, держа в руках два меча, и угрожал тени, укутанной светом золотистого драгоценного камня; то бы девантар со своим камнем альвов. Либо это картина появилась после морской битвы, либо взор королевы умел прозревать будущее.

Нурамон изучал лицо на изображении. То было лицо мужественного эльфа, способного совладать с опасностью, но мрачным оно не казалось. Этот эльф наверняка был хорошим командиром. Вопрос только в том, сможет ли Нурамон завтра соответствовать своему портрету. Сегодняшний день не вселял подобной уверенности. Он был напряжен, особенно потому, что память его была еще довольно расплывчатой.

Часть ответственности он переложил на Номью. При этом он даже не видел лучницу, просто обменялся с ней посланиями. Она находилась в лагере на правом фланге, на расстоянии добрых пяти часов пути от замка Эмерелль. Они с Венгальфом обсуждали позиции воинов, и Нурамон передал некоторые полномочия в ее руки.

Вместо того чтобы командовать, он сидел в комнате и размышлял. Его семья пришла к нему, чтобы вооружить. Ему передали пластинчатый доспех, похожий на доспех, в котором Гаомее сражалась против дракона. Вскоре после этого они попрощались, наверное, потому, что не было никого из тех, кого он помнил по прошлой встрече. Старый Элемон давно ушел в лунный свет, ушли даже молодые, такие как Диама. Среди их потомков Нурамон стал легендой. Какое же разочарование ждет их завтра, если великий Нурамон, который вместе со своими товарищами победил девантара, пойдет в бой как самый обычный эльф, и ничто не будет отличать его от остальных!

Он не удержался и рассмеялся. В тот раз, когда он был в этой комнате впервые, его мучила неприязнь семьи. А теперь ему неприятно, что они относятся к нему с почтением и признанием? Это ведь не может быть правдой! Воспоминания говорили ему, что признание для него не внове. Он уже был привычен к уважению, особенно в общении с карликами. Но это было в другой жизни…

Воспоминания постепенно упорядочивались; еще немного, и он сможет собрать мозаику. В данный момент было слишком много того, что требовалось осмыслить. Так, он вспомнил, что любил эльфийку по имени Улема. Из этой любви родилось дитя, которое они назвали Вельдароном. Так звали основателя их рода. Неужели он, Нурамон, является отцом Вельдарона? Быть того не может.

Смущали его и чувства, которые он питал к Эмерелль, которая никогда не могла на них ответить. Конечно, многие эльфы вздыхали по Эмерелль и втайне мечтали о ее любви. Не было женщины, о любви к которой было бы сложено больше стихов и песен…

Звук шагов за дверью напомнил ему о ночи перед эльфийской охотой. Нурамон обернулся; он догадывался, кто пришел к нему. И когда дверь открылась и он увидел Эмерелль, то понял, что не ошибся. Королева пришла, как и в ту ночь, когда все началось для него. Как и тогда, на ней был серый наряд волшебницы, и ее темно-русые волосы спадали на плечи. Он поглядел в ее глаза и нашел в них отражение той давно минувшей ночи.

Она закрыла за собой дверь и улыбнулась ему, словно ожидая его реакции.

— Эмерелль, — сказал он, пристально глядя на нее. — Ведь не случайно ты пришла ко мне, не так ли?

— Не случайно. Ничто из того, что мы говорим и делаем, не случайно. Здесь замыкается круг, Нурамон, отец Вельдарона и сын Валимее и Дерамона.

Когда королева назвала имена его первых родителей, вернулись воспоминания о них. Его отец был воином, его мать — волшебницей. Они рано ушли в лунный свет, но они любили его, как любили своих сыновей и дочерей только первые дети альвов.

— Я настолько стар? — спросил он.

Королева кивнула.

— Я давно знала, что однажды тебя ждут великие деяния. Тогда ты был одним из моих соратников. Мы познакомились в Ишемоне, в бою против солнечных драконов. Тогда я еще не была королевой. Я еще искала свое предназначение, и мы вместе ходили к оракулу Тельмареен. Ты знаешь то, что она сказала.

Нурамон помнил все, о чем говорила королева. Ее слова были словно формулы заклинаний, строчка за строчкой упорядочивавшие его память и возвращавшие былые ощущения. Внезапно перед глазами возник даже сотканный из света образ оракула, и ее голос еще долгое время звучал в его ушах: Выбирай сам себе родственников! Не беспокойся о том, насколько тебя уважают! Потому что все, чем ты являешься, находится в тебе.

Теперь королева подошла к нему вплотную, она смотрела ему в глаза.

— В те дни было очень мало правил. Мы должны были создавать их сами, и поэтому во всех твоих жизнях тебе было так трудно жить по правилам других. Ты помнишь, что я сказала тебе прежде, чем ты испустил последний вздох?

Тогда он был ранен ослепительным светом солнечного дракона. Теперь он вспомнил слова Эмерелль и произнес их вслух:

— У оракула я видела тебя и могущественное дитя. Юливее! Ты видела Юливее еще тогда?

— Да. С тех пор я знала, что однажды ты приведешь ее ко мне. Но не знала, когда именно. И я училась терпеть. Мне пришлось ждать так долго, говорить и делать вещи, которые были мне не по сердцу. И тем не менее все, что я говорила в ту ночь перед эльфийской охотой, правда. Хотя мне пришлось умолчать кое о чем, как это часто делают оракулы. А теперь ты должен узнать все, если еще не знаешь. Идем! — Она взяла его руку и повела его к каменной скамье. Они присели. — Я не могу почувствовать, что ты ощущаешь сейчас, потому что я никогда не умирала. Мои воспоминания — часть долгой жизни. Но я знаю, что справляться с воспоминаниями нелегко. Ты должен расти, чтобы понять их. И это одна из твоих сильных сторон. — Она отпустила его руку и указала наверх, на потолок, на изображение Гаомее. — Тогда я сознательно выбрала для тебя комнату великой Гаомее. Я сознавала, что тебе предстоит долгий путь. И то был верный момент, чтобы передать тебе ее меч. Однако я не сказала тогда, что особенного в этом оружии. — Эмерелль поднялась, подошла к постели Нурамона и взяла оба его меча. Затем вернулась к нему и вынула из ножен короткий меч Гаомее. — Карлики наверняка поведали тебе кое-что об этом оружии.