Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

Быть может.

Но Джайр думал иначе. Он решил, что сам, своей Песней желаний дал жизнь последнему образу.

Это было невозможно, но Джайр был в этом уверен.

Он поднимался из казематов Дун Фи Аран, собравшись с духом. Безумием было думать, что его магия может дать жизнь мертвым. Это означало такие возможности, о которых он едва мог подумать. Оживлять мертвых противно всем законам природы. От одной мысли у него ползли мурашки по коже!

Но это его спасло, верно? Позволило ему уничтожить обрывок Илдатч, а ведь ради этого он и пришел в Дун Фи Аран. И какая разница, как он это сделал?

Но разница была. Он помнил, что чувствовал, будучи частью Гарета Джакса. Помнил, каково это — убивать муэллретов, слышать их вопли, встречать их недоуменные взгляды, чуять их кровь и страх. Он помнил, как его клинок скрежетал по их костям и на удивление легко рассекал покрытую чешуей плоть. Ему не было противно, он наслаждался этим настолько, что в те краткие мгновения, что он был един с Мастером Оружия, ему это было необходимо. И даже сейчас, когда все уже кончилось, а тело и разум Джайра вновь принадлежали только ему, он хотел повторения схватки.

Что, если бы он не обернулся и не увидел, как истаивает юноша из долины?

А если бы он не понял, в каком опасном положении оказался, слившись с призраком из ниоткуда?

Найти выход из подземелий оказалось гораздо легче, чем он ожидал. Джайр не встретил больше ни одного муэллрета, пока не дошел до верхних залов. Там муэллреты до сих пор искали Алланона, так и не догадавшись, что друид был всего лишь иллюзией. Они еще не знали, что произошло в подземельях — вероятно, каменные стены и железные двери приглушили шум битвы. Муэллреты не видели Джайра, окутанного магией, и тот быстро добрался до ворот. Сбив с толку и без того растерянных стражников, он заставил их еще раз открыть дверь и исчез в ночи.

Он шел прочь от крепости через дождь и туман под прикрытием песни желаний, пока не добрался до деревьев, и там магия умерла у него на устах. Колени подломились, и он сел на мокрую землю и уставился в пространство. Обожженная ладонь болела, рана на плече — тоже. Он был жив, но казался себе мертвым. И в этом был виноват он сам. Разве он не хотел вернуть из мертвых Гарета Джакса? Разве не хотел сохранить воспоминания о Грэймарке и Кроахе? Сделать прошлое, которое он так ценил, частью настоящего?

Он прижал пострадавшую ладонь к земле и стал смотреть на нее.

Что-то было не так.

Если это Гарет Джакс сражался с муэллретами и уничтожил обрывок Илдатч, то почему рука обожжена у Джайра? И рана на плече...

Он задумался, вспоминая. В бою у Гарета Джакса был один клинок, а не два, как у других иллюзий.

И это был клинок Джайра.

Горло перехватило. Он все понял не так. Песнь желаний не воскресила Гарета Джакса из мертвых. Она даже не призвала его. Там был только один человек.

Он сам, Джайр.

Теперь он понимал, в чем дело, и что в его рассуждениях было неверно. Брин предупреждала, чтобы Джайр не доверял магии, что она опасна. Но он не послушал. Он решил, что раз использует магию не так, как она, с меньшей силой и вроде бы более безобидно, то ему ничего не угрожает. Брин могла изменять вещи, создавать их и уничтожать, он же мог только делать вид. Какой в том вред?

Но его магия изменилась. Может быть, потому что он повзрослел. Или просто развилась со временем. Но как бы то ни было, за последние два года его способности стали другими. И нынче ночью, в подземельях Дун Фи Аран, в ответ на отчаяние и страх, впервые проявились его новые возможности.

Он не вызывал тень Гарета Джакса. Он не возвращал жизнь мертвому неким таинственным образом. Он преобразил себя в соответствии с образом Мастера Оружия. Это он сам был там в облике своего бывшего защитника, он стал копией машины убийств, которой был Мастер Оружия. Вот почему он так ясно все ощущал, вот почему все казалось таким настоящим. Оно и было настоящим. Гарет Джакс в подземелье Дун Фи Аран был отражением собственной темной натуры Джайра, глубоко погребенной под поверхностью его души.

Отражением, в котором Джайр чуть не растворился полностью.

«Я должен был рискнуть, чтобы выжить и уничтожить Илдатч».

И тут он совершил еще одно открытие, столь ужасное, что ему стало ясно — это правда. Алланон знал, что может сделать магия Джайра, когда призывал его через видения Колина. Алланон знал, что магия проявится, чтобы защитить Джайра от муэллретов.

Кимбер Боу была права. Друид использовал его. Даже мертвый, он мог управлять живыми. Этого требовали обстоятельства. Это диктовала необходимость, и Джайр был принесен им в жертву за один проблеск в самой темной части его души.

Он закрылся от этого. Он хотел вернуться домой. Он хотел забыть все, что случилось этой ночью. Он хотел забыть о том, что может сделать его магия. Он хотел бы никогда не проходить этим путем.

Джайр разворошил опавшие листья и влажную землю и вдохнул их острый запах. Он ждал, пока уляжется волнение и прояснится голова. Вдалеке слышались вопли из крепости.

Там нашли комнату с убитыми. Теперь они будут гадать, что же произошло, но никогда не смогут узнать наверняка.

Знать будет только он.

Прошло много времени, прежде чем Джайр снова открыл глаза и стряхнул с обожженной руки мусор и грязь. Надо было возвращаться к Кимбер и деду и будить их. Он расскажет им, что произошло в подземелье, но не все. Все он никогда и никому не сможет рассказать.

Он размышлял, не последовать ли совету сестры и не забросить ли магию навсегда. Что будет, если обстоятельства и судьба снова заставят его применить магию, вот как сегодня? Каковы будут последствия?

Прошлое всегда с нами, но иногда мы не понимаем, для чего.

Джайр поднялся с земли и пошел прочь. 

Примечания

1

На русском языке сборник «Легенды» вышел в 1999 г., в издательстве «АСТ». — Примеч. ред.

2

Кракен — гигантский кальмар. У Мартина «кракенами» называют жителей Железных островов, промышляющих набегами с моря. — Примеч. пер.

3

Камнеметная машина с механизмом в виде рычага. — Примеч. пер.

4

Эг (egg) — по-английски «яйцо». — Примеч. пер.

5

Карусель, к которой подвешивались мешки с песком для отработки атаки с копьями. — Примеч. пер.

6

Всем незаконным детям, рожденным на берегах Трезубца и его притоков, давали родовое имя «Риверс», то есть «речной». — Примеч. пер.