Отступник. Изгнанник. Воин - Сальваторе Роберт Энтони

На-юг-где-тепло!

Яростный взгляд горца заставил болтуна замолчать.

– Я забуду то, что ты обманул меня, – зловещим тоном сказал Родди, – если мы заполучим дрова.

С этими словами он отвернулся от Тефаниса, и квиклинг снова заполз в мешок, чувствуя себя совершенно несчастным и размышляя, стоит ли ради Родди ввязываться в новые неприятности.

Родди ехал всю ночь, усиленно погоняя лошадь и не переставая бормотать:

– Шесть лет! Шесть лет!

Дзирт съежился возле огня, с ревом вырывавшегося из старой металлической посудины, которую нашли монахи. Не за горами была седьмая зима, которую дров собирался провести на поверхности, но он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке с наступлением холодов. Его народ тысячелетиями (а сам он – несколько десятков лет) жил в Подземье, где не было времен года и всегда было тепло. Хотя до наступления зимы оставалось еще два-три месяца, ледяные ветры, дующие с Гребня Всемирных Гор, уже возвестили о ее приближении. Дзирт кутался в старое одеяло, тонкое и драное, накинутое поверх одежды, кольчуги и пояса, к которому прикреплялось оружие.

Дров улыбнулся, заметив, как его товарищи беспокойно ерзают и пыхтят, передавая по кругу бутыль с вином, полученную в качестве подаяния, и тщательно следя за тем, кто сколько выпил. Он сидел у огня в гордом одиночестве: Плачущие хоть и не избегали дрова, но все-таки старались держаться поодаль. Дзирт не обижался. Он знал, что эти фанатики ценят его общество исключительно из практических соображений. Некоторым из группы действительно доставляло удовольствие, когда на них нападали различные чудища, водившиеся в этом краю, потому что для них это было удобным случаем подвергнуться истинным страданиям, но более прагматичные предпочитали, чтобы рядом находился вооруженный и искушенный в боях дров, всегда готовый защитить их.

Дзирт мирился с такими отношениями, хотя они и не слишком удовлетворяли его. Несколько лет назад он покинул рощу Монши, преисполненный надежд, но эти надежды померкли перед реальностью существования. Время от времени Дзирт решался подойти к какому-нибудь селению, где от него отгораживались стеной резких слов, проклятий и обнаженных мечей. Каждый раз ему приходилось бороться с чувством унижения. Верный духу скитальцев-следопытов, – а Дзирт теперь действительно стал следопытом, не только по опыту, но и по велению сердца, – он терпеливо мирился со своей участью.

Однако когда его отвергли в последний раз, Дзирт понял, что его решимость становится все слабее. Он повернул прочь от Лускана и двинулся по Побережью Мечей, но не потому, что его прогнала стража – он даже не стал подходить к городу. Его удержали собственные опасения, и это испугало его сильнее любого меча. По дороге Дзирту встретилась группка Плачущих монахов, и эти изгои нерешительно, но все-таки приняли его, потому что, с одной стороны, у них не было намерения сторониться кого бы то ни было, а с другой – они были заняты собственными несчастьями, чтобы обращать внимание на расовые различия. Двое из группы даже бросились к ногам Дзирта, умоляя его напустить на них «ужасы темных эльфов» и заставить их страдать.

Всю весну и лето Плачущие монахи попрошайничали и страдали, а Дзирт служил им безмолвным стражем. В общем и целом, это было довольно неприятно, а иногда и неприемлемо для дрова с его принципами, но он не видел другого выбора.

Пристально вглядываясь в пляшущие язычки пламени, Дзирт раздумывал над своей участью. Гвенвивар по-прежнему являлась на его зов, и много раз ему приходилось пускать в ход свои сабли и лук. Каждый день он говорил себе, что на самом деле добросовестно служит не этим странным беспомощным фанатикам, а Миликки и своему собственному сердцу. И все же он не слишком уважал монахов и не считал их друзьями. Вот и сейчас, наблюдая за пятерыми монахами, которые пили и сюсюкали Друг с другом, Дзирт думал, что между ними и им никогда не возникнет дружба.

– Ударь меня! Исполосуй меня! – внезапно выкрикнул один из монахов и побежал к посудине с огнем, почти повалившись на Дзирта.

Дров сумел подхватить его и удержать, но только на миг.

– Обрушь на мою голову все злое колдовство дровов! – выкрикнул грязный, заросший щетиной монах, и его тощее тело забилось в корчах.

Дзирт отвернулся, покачал головой и бессознательно опустил руку в карман, чтобы нащупать фигурку из оникса, прикосновение к которой всегда напоминало ему, что он все-таки не один. Он боролся за свою жизнь, в одиночку сражаясь в бесконечной битве, однако это его не удовлетворяло. Может быть, в этом мире ему и отыскалось место, но это место не было домом.

– Как роща без Монтолио, – пробормотал дров. – Никакой это не дом.

– Ты что-то сказал? – спросил тучный монах, брат Матеус, который подошел, чтобы поднять перепившего товарища. – Пожалуйста, извини брата Янкина, друг мой. Боюсь, он чересчур насосался.

Дзирт неуверенно улыбнулся, показывая тем самым, что не обижен, однако его следующие слова заставили насторожиться брата Матеуса, предводителя монахов и самого разумного из них, а может быть, и самого честного, – До Мирабара я дойду вместе с вами, – сказал Дзирт, – а потом покину вас.

– Уйдешь? – обеспокоенно спросил Матеус.

– Здесь мне не место, – объяснил Дзирт.

– Десять Городов, вот твое место! – пробормотал Янкин.

– Если кто-нибудь обидел тебя... – сказал Матеус Дзирту, не обращая внимания на пьяного собрата.

– Никто меня не обидел, – сказал Дзирт и снова улыбнулся. – Просто я считаю, что в этой жизни меня ожидает нечто большее, брат Матеус. умоляю, не сердись, но я все равно уйду. Поверь, мне было нелегко принять это решение.

Матеус призадумался над услышанным.

– Как хочешь, – сказал наконец он. – Но ты можешь напоследок проводить нас до Мирабара через туннель?

– Десять Городов! – продолжал настаивать Янкин. – Это обитель страдания.

Тебе там тоже понравится, дров. Край бродяг, где бродяги обретают свой дом!

– В тенях туннеля часто прячутся разбойники, готовые напасть на безоружных монахов, – перебил его Матеус, резко встряхивая пьяницу.

Дзирт застыл, пораженный словами Янкина. Однако Янкин снова рухнул, и дров взглянул на Матеуса.

– Не поэтому ли ты решил пойти в город именно этой дорогой? – спросил Дзирт тучного монаха.

Вообще-то туннель был отведен для перегонки шахтерских тележек, которые спускались с Гребня Мира, но монахи всегда шли этим путем, даже если им приходилось обходить весь город кругом.

– Чтобы стать жертвой и страдать? – продолжал Дзирт. – Дорога свободна, и она намного удобнее, ведь до зимы осталось всего несколько месяцев.

Ему не хотелось идти в Мирабар через туннель. Любые путешественники, которые могли встретиться им на этом пути, оказались бы слишком близко, и дрову трудно было бы скрыть свое происхождение. Он уже дважды проходил по туннелю, и оба раза его кто-нибудь задирал.

– Остальные настаивают, чтобы мы шли через туннель, потому что он далеко в стороне от нашего пути, – резко ответил Матеус. – Однако я предпочитаю более личные формы страдания и поэтому жажду подольше разделять твое общество.

От этих фальшивых слов Дзирту хотелось кричать. Самым жестоким страданием для Матеуса было хотя бы один раз пропустить трапезу, и он просто использовал свою внешность, потому что многие легковерные люди подавали монетки фанатикам в развевающихся плащах только для того, чтобы дурно пахнущие монахи поскорее отвязались.

Дзирт кивнул и проводил глазами Матеуса, который потащил Янкина прочь.

– А потом я уйду, – прошептал он себе. Он мог снова и снова повторять, что служит богине и своему сердцу, защищая беспомощных на вид монахов, но их поведение часто опровергало их же собственные слова.

– Дров! Дров! – пуская слюни, мямлил Янкин, пока Матеус тащил его к товарищам.

Глава 21

ГЕФЕСТУС

Тефанис наблюдал, как отряд из пяти-шести монахов и Дзирта медленно двигается по направлению к туннелю на западных подступах к Мирабару. Родди послал квиклинга вперед, на разведку, велев Тефанису направить дрова (если, конечно, он найдет дрова) к Родди.