Робин Хобб - Судьба Шута
Я немного подумал.
– Ну, скажем, завтра утром, – предложил я.
Он кивнул.
– Я так и предполагал.
Оседлав Вороную, я поехал на рыночную площадь, всю дорогу препираясь с кобылой. Полгода ею занимался мальчишка-конюх, который выводил Вороную из конюшен и позволял резвиться столько, сколько она пожелает. Она стала своенравной и несговорчивой, плохо слушалась поводьев. Я пожалел, что так долго не уделял ей внимания. На рынке я купил засахаренного имбиря и красных кружев. В корзинку добавил бутылку похищенного у Чейда вина из одуванчиков. Всю ночь я просидел над листом хорошей бумаги, но сумел выдавить из себя всего три предложения.
«Я помню тебя в красной юбке. Ты взбиралась по склону впереди меня, и я видел твои лодыжки. И мне казалось, что сердце выпрыгнет у меня из груди».
Я не знал, помнит ли она тот давний пикник, когда я даже не осмелился ее поцеловать. Потом я запечатал свое послание воском. Четыре раза я вскрывал его, надеясь, что сумею найти лучшие слова. Наконец я отдал Риддлу то, что у меня получилось, и четыре следующих дня жалел, что не выбрал других слов.
На четвертую ночь я прошел через потайной ход в спальню Неттл. Однако я не стал входить и звать ее, как это делал Чейд. Я просто зажег свечу и оставил ее у приоткрытой двери. Потом вернулся в башню и стал ждать.
Казалось, прошла целая вечность. Уж не знаю, что разбудило Неттл – свет или сквозняк, но в конце концов я услышал ее неуверенные шаги: она поднималась по лестнице. Я подбросил в камин несколько поленьев, чтобы в комнате стало теплее.
Она заглянула внутрь, увидела меня и осторожно, словно кошка, вошла. Медленно пройдя мимо рабочего стола с разложенными на нем свитками, мимо камина и стоящих возле него котелков, она остановилась возле одного из кресел. На ней была ночная рубашка, на плечи Неттл накинула теплую шаль. Я увидел, что она дрожит от холода.
– Садись, – предложил я, и она опустилась в кресло. – Именно здесь я работаю, – продолжал я. Между тем закипел чайник, и я спросил: – Хочешь чашку чаю?
– Посреди ночи?
– Я часто работаю ночью.
– Большинство людей спит по ночам.
– Я не такой, как большинство людей.
– Это правда. – Она встала, чтобы рассмотреть лежащие на каминной полке вещи.
Увидела вырезанную Шутом фигурку волка, а рядом с ней – камень памяти. Коснулась рукоятки ножа, глубоко вошедшего в дерево, и удивленно посмотрела на меня. Потом протянула руку и положила ладонь на рукоять меча Чивэла.
– Можешь его взять. Этот меч принадлежал твоему деду. Только осторожно, он тяжелый.
Неттл отдернула руку.
– Расскажи мне о нем.
– Не могу.
– Еще одна тайна?
– Нет. Я не могу ничего рассказать, поскольку совсем его не знал. Кажется, я даже никогда его не видел. Возможно, он иногда наблюдал за мной при помощи Скилла глазами Верити.
– Похоже на нас с тобой, – тихо заметила Неттл.
– Да, похоже, – согласился я. – Только у нас появился шанс узнать друг друга. Если нам с тобой хватит смелости.
– Я здесь, – заметила она, усаживаясь в кресле поудобнее. Потом замолчала, словно больше не знала, что сказать. Потом Неттл показала на фигурку, вырезанную Шутом. – Это Ночной Волк?
– Да.
Она улыбнулась.
– Он выглядит именно таким, каким я его себе представляла. Расскажи о нем.
И я рассказал.
Риддл вернулся через три дня с жалобами на плохие дороги и холод. Ему пришлось пережидать метель. Я почти его не слушал. Взяв привезенное им письмо, я удалился в свое убежище. Поначалу я думал, что это рисунок, но потом сообразил, что передо мной торопливо начерченная карта. Внизу я обнаружил несколько слов.
«Неттл говорит, что тебе было трудно найти обратный путь ко мне. Быть может, это тебе поможет».
Шел тяжелый влажный снег. Небо закрывали темные тучи; рассчитывать, что снегопад скоро прекратится, не приходилось. Я поднялся в свою комнату и засунул смену одежды в седельные сумки. Потом я связался с Чейдом при помощи Скилла.
Некоторое время меня не будет.
Хорошо. Мы закончим работу над переводом манускрипта вечером.
Ты не понял. Меня не будет по меньшей мере несколько дней. Я отправляюсь к Молли.
Он колебался, и я почувствовал, как сильно ему хочется возразить. Нам еще предстояло многое сделать. Переводы манускриптов, очистка порошка – я активно помогал Чейду – и организация Вызова. В свитках говорилось, что жители королевства должны быть предупреждены о Вызове, чтобы родители и друзья тех, кто услышит голоса, не посчитали их безумцами. Однако в свитках говорилось, что точный день должен оставаться в секрете, чтобы шарлатаны не тратили понапрасну время мастера Скилла.
И все же я решил отбросить в сторону все эти соображения и молча ждал, что скажет Чейд.
Что ж, отправляйся к ней. И удачи тебе. Ты сказал Неттл?
Теперь пришел мой черед колебаться.
Я сказал только тебе. Ты считаешь, что мне следует ее предупредить?
Хорошие вопросы ты мне задаешь! Ты никогда не просишь совета, когда мне хочется, а всегда спрашиваешь… впрочем, не важно. Да. Скажи ей. Но только потому, что в противном случае она подумает, что ты попытался ее обмануть.
И я вошел в контакт с дочерью.
Неттл, я получил записку от Молли. Я намерен ее навестить. – И только тут мне в голову пришла очевидная мысль: – Ты не хочешь составить мне компанию?
Идет снег, скоро начнется настоящая метель. Когда ты собираешься уезжать?
Прямо сейчас.
Это неразумно.
Я всегда был неразумным человеком. — Слова эхом отозвались у меня в голове, и я рассмеялся.
Тогда поезжай. Оденься потеплее.
Обязательно. До свидания.
И я тронулся в путь. Вороная не выказала никакой радости, как только сообразила, что ей придется выйти из теплой конюшни в снежную мглу. Дорога была холодной, мокрой и трудной. Я остановился на постоялом дворе, где было полно застигнутых метелью путешественников, и мне пришлось спать на полу у камина на собственном плаще. Следующую ночь я провел на сеновале у фермера. Метель не унималась, но я продолжал путешествие.
Когда я подъезжал по засыпанной снегом дороге к дому Баррича, снег прекратился и небо очистилось, и мне вдруг показалось, что я попал в сказку. Огромные шапки снега покрывали дом и конюшни. В голубое небо уходила струйка дыма. Однако между домом и конюшней была протоптана дорожка. Я остановил Вороную и некоторое время молча любовался удивительно мирной картиной. Неожиданно дверь конюшни распахнулась, и появился Чивэл с тележкой, наполненной грязной соломой. Я свистнул, чтобы предупредить его о появлении гостя, и Вороная начала спускаться с холма к дому. Сын Баррича молча стоял и смотрел на меня. Во дворе я остановил лошадь и попытался придумать какое-нибудь приветствие. Моя Вороная недовольно вздернула голову.
– С этой лошадью нужно работать, – недовольно заметил Чивэл, подошел поближе и остановился. – А, так это ты!
– Да. – Теперь самое трудное: – Могу я войти? – Ему едва исполнилось пятнадцать, но он оставался старшим мужчиной в доме.
– Конечно. – Но его слова не сопровождались улыбкой. – Я займусь твоей лошадью.
– Я предпочел бы сам о ней позаботиться, если ты не против. Я слишком давно ею не занимался – и это сказывается. Потребуется немало времени, чтобы привести ее в надлежащий вид.
– Как пожелаешь. Сюда.
Я спешился и посмотрел в сторону дома, но если кто-то и заметил меня, вида они не подали. Вслед за Чивэлом, ведя на поводу Вороную, я вошел в конюшню. Здесь царил образцовый порядок. Нимбл и Джаст убирали навоз. Тут же появился Стеди с ведрами воды. Все они застыли на месте, увидев меня. Неожиданно на меня нахлынули далекие воспоминания. Ночной Волк, стоящий поодаль от остальной стаи. Ему ужасно хотелось присоединиться, но он понимал, что его прогонят, если он совершит ошибку.
– Я всюду вижу следы работы твоего отца, – сказал я, и это было правдой.
Я сразу же понял, что Баррич выстроил конюшню в полном соответствии со своим требованиями. Конюшня получилась даже больше, чем в Баккипе. Стоит открыть ставни, как воздух и свет хлынут внутрь. Только Баррич мог так аккуратно разложить щетки. Мне вдруг показалось, что я ощущаю его присутствие. Я заморгал и вернулся в настоящее – Чивэл внимательно наблюдал за мной.
– Ты можешь поставить лошадь сюда, – сказал он, указывая на свободное стойло.
Они вернулись к своей работе, а я занялся Вороной: слегка смочил ее шкуру водой и принялся чистить. Чивэл подошел, чтобы посмотреть на лошадь, – интересно, удовлетворит ли его моя работа?
– Хорошая лошадь. – Больше он ничего не сказал.
– Да. Подарок моего друга. Именно он послал Малту твоему отцу, когда понял, что она ему больше не понадобится.
– О, это замечательная кобыла! – воскликнул Чивэл, и я последовал за ним, чтобы взглянуть на Малту. Мы прошли мимо Грубияна, жеребца-четырехлетки, которого Чивэл хотел скрестить с ней, если бы не воля отца. И еще я подошел к Радди. Мне показалось, что старый жеребец почти меня вспомнил. Он подошел и прижался головой к моему плечу.
