Джо Аберкромби - Последний довод королей

— Я никогда не верил тому, что рассказывали о нем. О Девяти Смертях. Думал, пустая болтовня. Но теперь я верю. Я слышал, что он убил сына Круммоха во время сражения в горах. Мимоходом порезал его, без повода, как ты раздавил бы жука. Ему все безразлично. По-моему, он самый злобный человек на Севере. Даже мерзавец Бетод был получше.

— Да? — Ищейка сам не заметил, как повернулся к Красной Шляпе и закричал ему в лицо: — Тогда пошел отсюда, придурок! Кому нужны твои суждения?

— Я просто сказал, и все… — Красная Шляпа во все глаза смотрел на него. — Думал, ты тоже так считаешь.

— Нет, не так! У тебя мозги с горошину, тебе нечем думать! Ты не отличишь доброго человека от злого, даже если тебе нассут на голову!

Красная Шляпа моргнул.

— Ты прав. Похоже, я ошибся.

Он отступил на шаг, потом пошел прочь сквозь мелкий дождь, качая головой.

Ищейка глядел ему вслед, и ему очень хотелось кому-нибудь врезать. Только он не знал кому. Кроме него, никого не было. Кроме него и мертвых. Возможно, только так и бывает с человеком, не знающим ничего, кроме сражений, когда сражение заканчивается. Он бился с самим собой.

Ищейка глубоко вздохнул, втягивая в себя холодный влажный воздух, и мрачно глянул на могилу Молчуна. Он спрашивал себя, может ли он отличить доброго человека от злого. Он спрашивал себя, в чем разница.

Серое утро, холод, мокрый сад. Ищейка все стоял там и думал, насколько лучше было прежде.

Не то, что хотели

Глокту разбудил нежный луч солнца, струившийся сквозь занавеси на смятое постельное белье, полный танцующих пылинок. Он попробовал перевернуться, сморщившись от щелчка в шее.

«Ага, первый спазм этого дня».

Второй не заставил себя долго ждать. Он пронзил левое бедро, когда Глокта с трудом перелег на спину, так что перехватило дыхание. Боль медленно спустилась по позвоночнику, обосновалась в ноге и осталась там.

— Ах, — пробормотал он.

Он постарался осторожно повернуть лодыжку, пошевелить коленом. Боль мгновенно усилилась.

— Барнам!

Он откинул простыню, и знакомое зловоние ударило ему в ноздри.

«Нет ничего лучше собственного дерьма, чтобы удобрить наступившее утро».

— Ах! Барнам!

Он захныкал, пуская слюни, сжал свое иссохшее бедро, но ничего не помогало. Боль усиливалась. Жилы на его изможденном теле натянулись, как металлические тросы, онемевшая беспалая ступня гротескно болталась.

— Барнам! — закричал Глокта. — Барнам, черт тебя дери! Дверь!

Слюна струйкой стекала из его беззубого рта, слезы катились по перекошенному лицу, руки цеплялись за постель, собирая в пригоршни замаранные коричневыми пятнами простыни.

Он услышал поспешные шаги в коридоре, звякнул замок.

— Закрыто, дурак! — вскрикнул он, сжав десны, сотрясаясь от боли и гнева.

Но, к его большому удивлению, ручка повернулась, и дверь открылась.

«Что за…»

Арди быстро приблизилась к постели.

— Убирайтесь! — прошептал он, одной рукой бессмысленно прикрыв лицо, а другой вцепившись в простыни. — Уходите!

— Нет.

Она потянула простыню на себя, Глокта сморщился, ожидая, что она побледнеет и отшатнется, прижав руку ко рту, широко раскрыв глаза от неожиданности и отвращения.

«Я вышла замуж… за это измазанное в дерьме чудовище».

Арди лишь нахмурилась на миг, глядя вниз, потом взялась за его изуродованное бедро и надавила большими пальцами.

Глокта ловил воздух ртом, сопротивлялся и старался вывернуться, но она держала его крепко, прижав две болезненные точки прямо посередине скрученных судорогой сухожилий.

— А! Черт бы вас… побрал…

Измученный мускул неожиданно обмяк, и Глокта обмяк вместе с ним, упав на матрас.

«Теперь плюхнуться в собственные фекалии — как упасть в объятия».

Он лежал так некоторое время, совершенно беспомощный.

— Я не хотел, чтобы вы видели меня… вот так.

— Поздно. Вы женились на мне, не забывайте об этом. Мы теперь одно целое.

— Я думаю, мне досталась вся выгода от сделки.

— Я приобрела жизнь.

— Вряд ли вы получили такую жизнь, о какой мечтает большинство молодых девушек.

Он внимательно смотрел на нее. Луч солнечного света медленно перемещался вверх и вниз по ее омрачившемуся лицу, когда она двигалась.

— Я знаю, что не такого человека вы хотели… в мужья.

— Всегда мечтала о человеке, с которым я могла бы танцевать. — Арди подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Но вы, возможно, больше мне подходите. Мечты — это для детей. А мы оба взрослые.

— И все же. Вы теперь понимаете, что отсутствие танцев — лишь малая часть. Вам не следовало делать… это.

— Я хочу это делать. — Она решительно охватила руками его лицо и повернула к себе, так что он смотрел прямо на нее. — Я хочу что-то делать. Я хочу быть полезной. Мне нужен кто-то, кто нуждается во мне. Вы понимаете меня?

Глокта через силу ответил:

— Да.

«Немного лучше».

— А где Барнам?

— Я сказала ему, что сегодня утром он свободен. Что отныне я сама буду заниматься этим. Еще я велела ему переместить сюда мою кровать.

— Но…

— Вы хотите сказать, что я не могу спать в одной комнате с моим мужем?

Ее руки скользнули по измученному телу, нежно, но уверенно поглаживая покрытую шрамами кожу, прижимаясь к иссохшим мускулам.

«Сколько времени прошло? Когда в последний раз женщина смотрела на меня с каким-то иным чувством, кроме ужаса? Когда в последний раз женщина прикасалась ко мне не для того, чтобы причинить боль?»

Он лег на спину. Глаза его закрылись, а рот приоткрылся, из глаз струились слезы, стекая по щекам на подушку.

«Почти удобно. Почти…»

— Я не заслужил этого, — прошептал он.

— Никто не получает того, что заслужил.

Королева Тереза, задрав нос, сверху вниз смотрела, как Глокта, пошатываясь, входит в залитую солнечным светом гостиную. Она не сделала ни малейшего усилия, чтобы скрыть отвращение и презрение.

«Словно она видит таракана, ползающего в присутствии ее королевского величества. Но мы еще поглядим. Тот путь нам хорошо знаком. Мы и сами прошли, и многих других провели по нему. Сначала гордость. Потом боль. А вслед за этим быстро приходит покорность. Дальше идет смирение».

— Меня зовут Глокта. Я новый архилектор инквизиции его величества.

— А, калека, — усмехнулась Тереза.

«С ободряющей прямотой».

— И с какой стати вы портите мне день? Здесь нет преступников.

«Только стирийские ведьмы».

Глокта перевел взгляд на другую женщину, стоявшую у окна.