Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
— Неужто ты, наконец, родишь мне великана? Известно ли тебе, что по нашим законам ты все еще остаешься моей женой, и я мог бы наказать тебя за прелюбодеяние!
Гордо ответила ему Зифика:
— А разве не помнишь ты, господин мой, что у тебя имеется первородный сын по имени Кир?
— Никому я еще не давал имени как своему сыну. Множество сыновей и дочерей имеется у каждого повелителя; но лишь тот является законным, кому он сам даст имя. Много жен может быть у повелителя, но лишь та заслуживает уважения, которая родит ему великана.
— Ты до сих пор, господин мой, веришь в существование великанов? Разве не говоила я тебе когда-то, что они все живут лишь в давних песнях.
Поднялся Пестователь со своего трона и так обратился к лесткам и савроматам:
— Сам я из рода спалов-великанов. Я завоевал Крушвиц, Гнездо, Познанию и десятки других градов. Это я сжег Калисию и захватил земли Ленчица. Я победил эстов, выкорчевал богатеев и комесов. Одной ногой оперся я на берег моря, второй — на реке Барыче. Я построил державу, столь могучую, какой здесь еще не было. Так скажите: способен ли обычный человек сотворить нечто подобное? Воистину, должна течь во мне кровь великанов.
Тихо сделалось после этих слов, а Даго, Господин и Пестователь вновь сел на своем троне.
— Это я, господин мой, добыла для тебя Мазовию, — отозвалась Зифика.
— Только жаль, что не можешь ты ее защитить, — презрительно заметил Даго.
После того Зифика пригласила Пестователя на пир, на котором — как рассказывали — не взял он в рот ни кусочка мяса, не выпил ни единого глотка пива или меда. Рано утром привели к нему оседланного Виндоса, и Даго, несмотря на жестокий мороз, во главе четырех сотен лестков выступил на левый берег Висулы и по тому же левому берегу добрался во Влоцлавь.
С удовольствием осмотрел Пестователь все еще расстраивающийся деревянный град, окруженный валами с тройным палисадом, высокие деревянные привратные башни, купеческий посад и замерзший в это время года речной порт с десятками судов и ладей, вытащенных на берег. В граде его ожидал Нор с семью десятками конных воинов. Среди них было и несколько норманнов, которые раньше служили в Гнезде.
Сейчас они считались лестками и носили белые плащи и шлемы с конскими хвостами. Другим их речь казалась забавной, к примеру, они говорили не «лестки», а «лехиты». Со временем Пестователь убедился, насколько заразными могут быть подобные обороты, ведь вскоре простые люди называли воинов в белых плащах лехитами, забывая, что слово это взялось от «лестк», что означало: смышленый, предусмотрительный. И, похоже, от народа Пестователя, от полян, взяли свое название поляки, ну а от лестков появилось наименование лехитов или, если кто желает, ляхов.
Во Влоцлавь прибыл Херим. Он несколько потолстел, надо лбом появились залысины. Одевался он богато и много пил, словно травила его какая-то огромная тоска. Во время пьянки с Даго и Спицимиром признался он им, что правление Гедании становится все более суровым. За малейшую кражу приказывает она отрубать ладонь, за изнасилование — кастрирует или вешает. К тому же разослала она гонцов ко всем более крупным градодержцам, чтобы подобные законы ввели они и у себя, только мало кто этх указаний послушал.
— Народ ненавидит Геданию и тоскует по тебе, господин мой, — заявил Херим под конец. — Если ты вскоре не вернешься, то вскоре станешь править страной искалеченных людей.
Только эти вот слова Херимо, вместо того, чтобы обеспокоить Пестователя, вроде как дали ему некую внутреннюю радость.
— Что думаешь обо всем этом, Спицимир? — спросил он.
— Я думаю, что и ты, господин. — Это неплохо, когда народ кого-то ненавидит.
— А еще лучше бывает, когда он тоскует по своему повелителю, — прибавил Пестователь. — Ибо учит Книга Громов и Молний в главе об искусстве управления людьми, что повелитель или повелительница должны быть людьми мягкими, чтобы народу казалось, будто бы через кого-нибудь из них сумеет он сменить суровость обычаев власти. Кто-то должен казаться добрым, а кто-то — злым, чтобы у народа имелась надежда. Когда надежды нет, народ хватается за оружие. Теперь я знаю: чем дольше не будет меня в Гнезде, тем более любимым я буду.
— Народ поет песни о красивой и мудрой Зифике, — вмешался Херим. — Многие, коту грозит наказание от Гедании, думает о том, чтобы сбежать в Мазовию.
При этих словах улыбка сошла с лица Даго. Он жестко заявил:
— Гедания должна родить мне великана, а это означает, что умрет.
— Ну а если так не случится? — спросил Херим.
Пестователь смял в пальцах серебряный кубок для меда.
— Это будет означать, что изменяла мне.
— Она?! — был поражен Херим.
Пестователь уставил свой хмурый взгляд в Спицимире, а тот заявил:
— Любую женщину можно обвинить в измене мужу. И всегда найдутся свидетели. Чем более сурово соблюдает она обычаи, тем более суровая грозит ей кара, увеличивая радость черни.
После того между ними не прозвучало ни слова. Молча наполняли они кубки и поднимали их в бессловесном тосте. Наконец Даго уже несколько охрипшим голосом спросил у Херима:
— Сколько там битв проиграл Палука, прежде чем укрыться в Жнине.
— Три, господин мой. Он даже Шубин сдал.
— Ладно, пускай обороняется в Жнине, а на меня не рассчитывает, — гневно стянул брови Даго. — Я здесь не для того, чтобы поддерживать неспособных, а для того — чтобы строить великую державу.
Наутро он отослал Херима в Гнездо, передавая с ним богатые подарки для Гедании. Не переслал он с Херимом какого-либо послания, чтобы супруга смягчила суровые обычаи. Куда и куда намеревался он выступить со своими воинами — не промолвил никому ни слова.
Глава девятая
ФУЛЬКО
В дни зимнего солнцестояния четыре крупных племени поморцев собрались на большое вече в магических каменных кругах над Черной Водой. Эти круги — громадные удлиненные валуны, вкопанные в землю торчком и образующие большие круги — много веков назад выстроили готы, прибывшие сюда из-за Остийского моря. В тех каменных кругах племена проводили свои суды и веча, или же тинги, рядом хоронили не сожженные тела своих умерших, покрывая их тесаным камнем или насыпая земляные курганы с большим камнем, названным стелой. Готы хорошо сосуществовали с поморскими склавинами, занимая, впрочем, наиболее неурожайные клочки их земель, в основном, вересковые
