Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Да, — кивает Джеймс, — ты с ней поговоришь. Прямо в покоях вдовствующей королевы и поговоришь. Ночью. А потом вы что-нибудь опрокинете. Или вас найдет девица Рутвен и с перепугу подымет крик… я вообще-то не знаю, что должно случиться, чтобы кто-то из Рутвенов поднял крик, но ради дружбы можно еще и не на то пойти…

— Ох, представляю, — хохочет младший де ла Валле. Он это умеет делать громче папаши. Как хорошо, что в этот кабак не приезжают верхом, местные забулдыги — черт с ними, оглохнут, невелика потеря, но вот лошадей было бы жаль. — Так и сделаю!

— Можно еще в окно залезть… по лестнице.

Главное, с окном не ошибиться и, не оказаться вместо спальни фрейлин прямо у Ее вдовствующего Величества. Тогда все будет очень грустно. Хотя… и тут поручиться ни за что нельзя. Все-таки шесть с половиной футов чистого обаяния, уже и не юношеского, но юного и ничем не замутненного… кроме нерешительности, но и это пройдет рано или поздно. На войну ему надо. С ним бы да в Каледонии… но это все прекрасные мечты, не выйдет.

Будем надеяться, Марсель сгодится. А окно мы ему как-нибудь обозначим. И если их там застанут, да во все это еще вмешается Мария, возмущенная неуважением к ее трауру… может, этого и хватит. Будет шум, но пострадает разве что репутация посла — тоже мне жених, девушку увлечь не сумел — а посла мне не жалко.

— И залезу! — обещает Жан. Это уже хорошо, жевать солому он может долго, но уж если сказал — хоть спьяну, хоть с похмелья, значит, залезет.

Вот только обидится ли посол? Должен, по аурелианским обычаям и по каледонским — должен, но он же не разберешь кто, и не толедец, и не ромей, нечто среднее. Поди догадайся, может, ему и все равно — земли за Карлоттой дают хорошие, кусок вкусный, а репутация… посмотреть, что у них на полуострове делается, так ничем не лучше Каледонии. Сегодня война насмерть, заговоры, покушения, осады — завтра лучшие друзья и союзники, тоже война, заговор и покушение… уже на соседа. Стыд не дым, глаза не выест — а насчет глаз посла Карлотта права. Тут и кислота не поможет. Обидно будет, если он с той же каменной рожей женится, не моргнув.

А, ладно. Не обидится, так я еще что-нибудь придумаю. А если Жана за ночные прогулки куда-нибудь упрячут — украду. Я Хейлз, в конце концов, у меня пограничных воров и грабителей — все родословное древо, чтоб ему…

Теперь достигнутый успех нужно закрепить. То есть, продолжить веселье так, чтобы у Жана решение улеглось, проросло и чтоб он уже не раздумывал, как бы сделать, чтоб всем было хорошо. Значит, нужно сменить декорации. Трагикомедия «Женитьба», акт второй.

— А не прогуляться ли нам? Гроза кончилась вроде.

— Пошли… — Выглядит Жан так, будто вот-вот на бок завалится, да так и уснет. Но впечатление это обманчиво. Сейчас встанет и пойдет. А через часок в него уже опять море вливать можно будет. Сотворил Господь дитя, не поскупился.

Они шли по темной Рыночной… все спокойно, жители доброго города Орлеана, все спокойно — как бы не так. К Малому рынку, который уже двести лет самый большой в городе, а все «малый», тянутся телеги, тележки, ослики с поклажей, люди с корзинами… за час до рассвета открывается рынок, а добраться нужно заранее — так уже не продохнуть от скрипа и галдежа.

Сейчас на рынке — нет, не на рынке, на входе, — начнется веселье. Стражников на воротах всего трое, да и не стража это, а насмешка одна, давно всем понятно, что если тут кошелек с пояса сорвут, так либо сам догоняй, либо пиши пропало. Потому что стража не догонит, отъелись на дармовых приношениях, обленились. Если со стражником не поделиться, то всю телегу перевернет — не укрываешь ли чего запрещенного. А если ему от товара малую толику выделить, так и провози, что хочешь, уже и неважно, что в бочонке — вино или порох.

Будет им сейчас дань… данью будет. По шеям, по толстым животам… да куда придется. Кабачок — снаряд удобный, ухватистый. И летит хорошо, точно.

Стража, нечего сказать — от двоих с оружием попрятались в будку, будка добротная, кирпичная, дверь толщиной в руку, обита железом. Очень из-за этой двери весело выглядывать и неразборчиво грозиться городской стражей, арестом, штрафом, карами небесными… а подойти поближе — страшно. И то правда: кому охота получить по лбу кабачком, длинной морковиной или еще какой луковицей — а этого добра у красотки, что стоит ближе прочих, полная корзина, а ради зрелища она и второй луковицы не пожалеет…

— Честные граждане Орлеана! Все в порядке! — Это Жан, залез на пустую бочку и торчит теперь посереди дороги, перед ошалелой публикой. — Нынче назначается плата за проход! В размере… в размере… — кувыркнется же сейчас, глашатай.

— Одного поцелуя с каждой хорошенькой хозяйки! — громко говорит снизу Джеймс, — А какая не считает себя хорошенькой, пусть проходит даром!

«Э… все-таки напился, — думает он мгновение спустя. — Это ж нужно было так завернуть-то. А уж про нехорошеньких уточнил точно зря. Теперь нас с Жаном тут снесут и съедят, если городская стража на выручку раньше не подоспеет…»

— А которые не хозяйки, а хозяева? — интересуется мальчишка-ученик, второй такой же кивает, того гляди голова оторвется.

Это они не платить хотят, а чтоб им сказали, что не хозяйки — так и идите вон, и пошли бы они к мастеру, жаловаться, что не пустили… медленно так пошли бы. Толпа была, неразбериха, а товар потерять боялись, а потом… в церковь к заутрене зашли. Все веселее, чем работать.

— А которые не хозяйки, — очнулся Жан, — тем на рынке делать нечего. Но если кому очень нужно… то на левый глаз я слеп как циклоп — даже груженой телеги не замечу.

Слепотой воспользуются немногие. Вот парочка учеников зацепится за «тем делать нечего», да и бочком-бочком начнет отползать подальше от прохода. Солидный горшечник с не менее солидной женой-матроной, конечно, предпочтет объехать скандальное происшествие, ну да и черт с ним, не бить же ему горшки… все, хотя парочку нужно конфисковать, а то стражник опять из будки высунулся, эй, да ты сначала алебарду от ржавчины отчисти, а потом уже ею грози!

Зато остальные… сколько же в Орлеане хорошеньких девчонок, девушек, женщин и, как бы это повежливее выразиться, дам, достигших глубокой зрелости!.. Это же ужас какой-то, то есть, ужас, как много.

— Жан, помогай!

Героический влюбленный валится с бочонка в самую толпу. Молодец, не бросил товарища… и Жана много, его надолго хватит. Ну побегут эти обалдуи за городской стражей, или нет? А вот эта, в синем переднике — или в красном — она и вовсе ничего была, и эта тоже… а шея какая… жалко, уже кончилась.

Джеймс представил себе, с каким выражением лица будет слушать доклад об утреннем происшествии Клод Валуа-Ангулем — а доложат ведь обязательно — и рассмеялся, совершенно счастливый. Хорошенькая — опять — черноглазая торговка овощами отнесла этот смех на свой счет, и чмокнула его еще раз.