Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

— Послушай, монах, — терпеливо ответил Вольфгер, — ведь мы отправились в поход как раз для того, чтобы разобраться в происходящих событиях, так? Ну, так вот тебе событие. Как же мы узнаем правду, если будем объезжать любые опасности стороной? Решено, я еду. Ты можешь подождать меня здесь, потом я пришлю за тобой кого-нибудь. Карл, ты со мной, я правильно тебя понял?

— Зачем вы спрашиваете? — пожал плечами оборотень. — Я всегда с вами.

— Ну и славно, тогда поехали! Эй, киса, как тебя там? Ты не угонишься за нашими конями, иди ко мне, — и Вольфгер похлопал по шее лошади.

Барон вздрогнул, когда кот, словно поняв его слова, одним изящным прыжком взлетел на круп жеребца. Повозившись, он устроился перед Вольфгером, прижался к нему и заурчал. Вольфгер почувствовал тепло кошачьего бока, он стянул боевую перчатку из грубой кожи с нашитыми стальными пластинками и почесал кота за ухом. Кот замурлыкал ещё громче и снова заглянул Вольфгеру в лицо, словно говоря: «Ну, что же ты тянешь время? Поехали скорее!»

Выбор был сделан, и маленький отряд свернул налево.

Деревня оказалась, действительно, очень близко, и в ней происходило что-то странное.

Вольфгер придержал коня и огляделся.

Локтях в двухстах от крайнего дома, рядом со зловонными кучами мусора, в землю был врыт столб с прикованными к нему железными цепями. Столб был обложен связками хвороста и пучками соломы.

По единственной улице деревни навстречу Вольфгеру двигалась процессия, во главе которой два здоровенных, нечёсаных мужика волокли связанную по рукам и ногам растрёпанную девушку в сильно измятом и запылённом платье с разорванным корсажем. У одного мужика на щеке алели глубокие царапины, явно от ногтей, а у другого запух левый глаз. За мужиками с важным видом шествовал священник с большим распятием в руках, а рядом с ним шёл осанистый пожилой крестьянин с медной бляхой старосты на толстенной цепи. За ними валом валили сельчане — мужчины, женщины, старики, дети… Похоже, здесь собралось всё население деревни.

Увидев приближающуюся толпу, кот бесшумно спрыгнул с седла и исчез в кустах.

Происходящее решительно не нравилось Вольфгеру. «Похоже, предсказания купца начинают сбываться с пугающей скоростью, — подумал он. — Вот мирные землепашцы уже и до самосуда добрались. Ни тебе церковного, ни светского суда. Быстро, однако, они осмелели. Ну, это мы ещё посмотрим…» Он обернулся к слуге и шепнул:

— Карл, ну-ка, пугни их!

Оборотню, привычному ко всяким передрягам, ничего объяснять было не нужно. Он привстал на стременах и заревел так, что у Вольфгера зачесалось в ушах, а его жеребец фыркнул и шарахнулся:

— А ну, стоять, скоты!!! Стоять, я сказал!!!

Толпа отшатнулась. Повисла напряжённая тишина.

Вольфгер выехал вперёд и подчёркнуто негромко, холодным, равнодушным голосом спросил:

— Кто мне объяснит, что здесь происходит?

Священник и староста, явные зачинщики и организаторы предстоящей казни, растерянно молчали, остальные, как видно, и вовсе не были приучены к разговорам с благородными господами.

— Отвечать владетельному барону Вольфгеру фон Экк, ну, вы, мужичьё!!! — опять гаркнул Карл, — не сметь молчать!

— Ты! — ткнул рукоятью хлыста Вольфгер в одного из мужиков, держащих женщину, — говори.

— Дык, эта, а чего говорить-то? — замялся мужик. — Ща ведьму в распыл пускать будем, значить, — осклабился он, обнаружив отсутствие передних зубов.

— Та-а-к… В распыл, значит. А за что?

— Дык как за что? За это самое. Она же, курва богомерзкая, жену мою своей ворожбой в могилу свела! И ребятеночка ейного, значить! — деловито пояснил мужик, — вчерась обоих и схоронили.

— А я сколько раз тебе, придурок несчастный, говорила: побереги жену перед родами! — взвизгнула девушка, пытаясь вырваться из рук удерживающих её мужиков. — А ты что сделал?!!

— Заткни пасть, стервь! — тряхнул её второй мужик так, что у связанной лязгнули зубы. — Все знают, что гансова жена здоровая была, как кобыла мекленбургская, ей родить — что посрать сходить! Троих-то выродила, и ничего, а четвёртого ты и уморила!

— Так я же её детей и принимала! — вновь крикнула девушка, — ты что, не помнишь?

— Почему не помню? Помню. И заплатили тебе тогда, как следовает, а в энтот раз ты, вишь, её уморить решила, поди от зависти. Сама-то пустая ходишь, как тыква сушёная! Вот и сглазила. Опять же, овцы у меня кашлять стали. Почему, спрашивается? Не-е-ет, дело верное, ведьма — она и есть ведьма, ей самое место на костре, правильно я говорю, отче? — обратился крестьянин к священнику.

— Верно! — истерично взвыл тот, — в огонь еретичку, в огонь!!!

— Пре-кра-тить! — повысил голос Вольфгер, — казнь — запрещаю!

— А не пошёл бы ты в жопу, барончик хренов! — зло крикнул тот, кого звали Гансом, и кто, очевидно, и был вдовцом. — Как мы опчеством порешили, так, значить, и сделаем, а ты лучше отвали, пока по шее не наклали и железки твои сраные не отняли!

Толпа загудела. Воспользовавшись заминкой, мужики дёрнули ведьму и потащили её к костру. Вольфгер понял, что сейчас всё решится. Ещё миг, и ничего исправить будет уже нельзя, озверевшая толпа станет неуправляемой и снесёт на своём пути и палачей, и жертву. Выбора не оставалось.

Барон послал вперёд жеребца, привстал на стременах, выхватил меч и заученно, сверху вниз, с потягом, как много раз делал на учебном поле и в бою, нанёс удар. Свистнула отточенная сталь, взлетел фонтан крови, тело Ганса, конвульсивно дрыгая руками и ногами, рухнуло на землю, а запачканная окровавленной пылью голова с глухим стуком откатилась под ноги священнику. Тот взвизгнул и отскочил назад. Девушка дёрнулась — кровь Ганса попала ей на лицо и одежду.

Держа на отлёте меч, с которого ещё капала кровь, Вольфгер левой рукой бросил забрало на смотровую щель шлема и развернул коня к крестьянам. Краем глаза он увидел, как сзади слева заезжает Карл, держа в руках секиру.

— Ну? — зло спросил он, — кто следующий?

И вдруг завыл во всю силу лёгких:

— Во-о-он!!! Бы-ыдло!!! Зарублю-ю!!!

Выдрессированный боевой жеребец сделал всего только один шаг в сторону крестьян, и этого шага оказалось достаточно. Толпа шарахнулась назад, возникла мгновенная давка, и люди бросились наутёк, спотыкаясь и отпихивая друг друга локтями. Маленькая девочка упала и осталась лежать в пыли, оглашая улицу истошными рыданиями. Её мать, молодая крестьянка, оглянулась на барона и, всё-таки набравшись храбрости, отчаянно метнулась назад, подхватила ребёнка и убежала. Миг — и улица опустела. У околицы остались только путешественники, ведьма, священник со старостой и труп палача, который неожиданно стал жертвой.