Игорь Федорцов - Поводок для пилигрима

— Какое же? ˗ последовал вопрос Литты. Её взгляд так и прилип к Швадену.

— Подвязывать чулки на прекрасных ножках столичных модниц, — ответил я, мило улыбаюсь. — Простите мне мой казарменный юмор.

— Это правда Шваден? ˗ спросила Мия моего протеже.

— Да, да. Я очень уважаю это занятие. В смысле коление дров, — язык у бедняги заплетался.

— Любопытно посмотреть, — произнесла Литта.

Пришлось снова подмигнуть Швадену. Лови момент, счастливчик!

˗ Ну, а какие требования предъявляют к любовницам? ˗ спросил Жу, вытащив нос из кубка.

Может у него там ацетон, а не вино? Судя по глазам ˗ торкнуло на славу!

˗ К любовницам? ˗ переспросил я.

Взгляды Литты и Мии обратились с обладателя рубиновой серьги на меня. Благодарней слушательниц не было и не будет!

˗ Еще не давно, обязательным считалось умение заключить партнера в кавалерийский замок. Но поскольку большинство не обладает надлежащими физическим данными…

Раскланиваюсь с проходящим мимо молодцеватым доном. Орел мужчина! Грудь вперед, ноги КОЛЕСОМ! На лице Литты паника ˗ как же быть? На личике Мии скромное умиление ˗ смогу!

˗…нынче подобная кривизна заненадобностью, ˗ заканчиваю я первый пункт и перехожу ко второму. ˗ Теперь прекрасные создания хотят выглядеть вечно невинными девочками. Но невинности присуща одноразовость и утраченная, она восстановлению, увы! не подлежит. Однако, нашли простейший выход. Потеряв внутреннее качество, сохранить внешние признаки. Эпиляция! Ниже мочек ушей на теле хорошей любовницы нет ни одного волоска! Совсем!

Добавлять что щетина это дурной тон, я не стал. И так по мере того как смысл сказанного доходил до моих слушательниц в их мимике начинали превалировать преждевременные муки от предстоящих косметологических процедур.

Менуэт закончился. Я покинул новых знакомых. Не хватало что бы Итта искала меня по углам. Еще разгоряченная танцем она первым дело спросила.

— Вы перекинулись словечком со своей донной?

— Еще нет, — огорчил я её.

— Вы теряете время, — высказала она непонимания моей нерешительности.

— Все впереди, — заверил я.

Распорядитель приема, раскинув руки, словно собирался с каждым обняться, пригласил публику за столы. Наши с Иттой места расположились в начале. На коломенской версте белоснежной скатерти в переизбытке посуда и готовка. Какая хочешь и сколько хочешь. Что бы со всем управиться надо дополнительно усадить за стол слуг и придворную гвардию. Челюстям и кишкам на два дня жевания и пищеварения.

Я прикинул, чем мне привлечь к себе внимание Лидии ди Гошен, до которой недалеко ˗ четыре прибора влево. Падать лицом в салат исключалось. Пришлось с молчанием Чайльд-Гарольда вкушать содержимое бокалов. Разливала" замер за моей спиной с бутылью амароне.

— Почему вы не едите? — спросила Итта. Сама она только ковырнула кусочек фазаньей грудки. ˗ Вы быстро захмелеете.

— Еда не то, что мне требуется, — отказался я.

Волнения её напрасны. Амароне не огуречный лосьон. Не проберет и с четвертой сотки. Ректификату бы дернуть гастрит прижечь, кровь в жилах разогнать, холестериновые бляшки в сердечнососудистой системе растворить.

Подавляю вздох сожаления.

— Что может привнести вино? Только божественный вкус и грусть одинокого сердца.

Дела за столом шли бодрее. Приглашенные, накатив по второй, весело закусывали. Кое-кто, на халяву, старался впрок. Ну, насчет еды вопрос спорный, а вот напиться впрок ни кому не удавалось. Утром вспомнит, как было вкусно. Или увидит на дне тазика.

— Итта, не вижу вашего отца, — обратилась к моей соседке Лидия ди Гошен. ˗ Дон Энрике такой приятный собеседник.

— Отец занемог, — ответила Итта не уверенно.

"Надо припадать ей пару уроков актерского мастерства", — сделал я себе наказ на будущее.

— У тебя нынче другой провожатый? ˗ продолжала спрашивать ди Гошен.

"Добрались до меня", ˗ заерзал я на стуле.

Беременный глобусом сосед графини, что то шепнул ей на ухо.

"Интересно, кто этот толстяк? — пронаблюдал я за стукачом. ˗ Может пригодиться."

— Представь нам сеньора-незнакомца, — попросила Лидия, чей взгляд я почувствовал на себе. На банальное любопытство гостеприимной хозяйки не похоже.

Встаю из-за стола. Теперь на меня смотрят все. Ах, кто это? А что случилось? Это любовник донны ди Юмм? Да что вы говорите! Бедняга Мос! Сотни вопросов растеклись по столу, что жирное пятно от пирога по тетради школяра.

— Ваша Светлость, — легкий почтительный поклон, побледнеть не удалось и над этим стоило поработать. — Князь Лех фон Вирхофф.

— Что привело вас в наш город, князь? ˗ последовал вопрос-улыбка ди Гошен.

— Обстоятельства личного порядка, — еще поклон и короткий взгляд глаза в глаза. Я специально припомнил визит к дантисту. Взгляд влюбленного должен отображать неизбывную муку.

— Проявите уважение к прекрасной хозяйке, — произнесли недовольные моим скользким ответом.

— Мне рассказывали, — новая улыбка ди Гошен. Похоже, мои страдания не дошли до неё, — о дуэли.

"Когда успели?" ˗ подивился я оперативности здешней госбезопасности.

— Но они запрещены эдиктом, — опять подсказал ей стукачек. — И запрет подтвержден специальным указом.

— Дуэли ни кто не может запретить, — ответил я.

— Выходит вы приступили закон? — ди Гошен отложила вилку.

— К сожалению законы пишутся бесчувственными клерками…, ˗ склонился я, гадая повяжут или нет. ˗ Я в вашей милости.

— Из-за чего вы дрались? ˗ слух неприятно коснулось едва различимое раздражение.

— Из-за женщины, — подсказали ей доброжелатели. По-моему пижон в синем.

— Вашей женщины? ˗ милый голос перестал быть милым.

Пока я размышлял, что ответить и изображал на роже такую муку, словно стоял на доске, утыканной гвоздями, толстопузый подсунул графине небольшой листок. Она развернула его, пробежала взглядом.

˗ Может, подскажите, про кого эти куплеты? Их нынче распевают на каждом углу в моем городе.

Сам ни мало когда-то разбивший сердец,

Он в тенета любви угодил на конец.

Но признаться он в том ни кому не хотел

Все молчал, выводя на листе букву эЛ.

"Удавлю писаку", ˗ пообещал я, отсутствующему барду. Он что спятил? С рифмовал, сердец" и, на конец"! Точно удавлю этого Пушкина!

Буква эЛ? Это имя иль морок любви,

Что сжигает беднягу всего изнутри?

Всяк из ныне живущих вам может сказать,

Имя страсти хотел он своей начертать.

˗ Что вы скажите?