Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

Хвалис обнаружился там, где Галица и думала, – на опушке рощи. Приближалась Купала, по вечерам девушки водили круги и пели песни, а Хвалис сидел в тени, как леший, не сводя глаз с Далянки, но больше не смея приблизиться.

Под березами на опушке собрались родичи: Богорадовичи-здешние, жившие при отце, и Богорадовичи-дальние, отселившиеся, и братья и племянники Велетура, Негославичи, Братомеровичи, Мешковичи, Воловичи, Глядовичи. Носились с визгом дети, взрослые следили за девичьими играми и плясками, подзадоривали своих. На траве опушки, в тени ветвей, сидел и кое-кто из бойников – при беглом взгляде на их волчьи шкуры мерещилось, что и звери лесные вышли поглядеть на человеческое веселье.

Лютомер и Доброслав стояли вдвоем, глядя на девичий хоровод и беседуя. Лютомер вертел в пальцах сразу три нитки бус – Лютавы и Далянки, доверенные ему на хранение на время игр. Когда предстоит много беготни, бусы снимают – если нитка порвется, потом в траве не соберешь, а еще от резких движений и прыжков в игре можно получить тяжелыми каменными бусинами с размаху по зубам – тоже хорошего мало. Набегавшись, девушки отдыхали, водили медленный хоровод и пели протяжную песню.

Ходит месяц ясный,По небу гуляет,По небу гуляет,Ходит выбирает.Ой-лели-лели,Ходит выбирает.Ходит выбирает,Звездочки считает,Все звездочки посчитал,Одну себе подобрал,Хоть она и маленькая,Да такая ясненькая…

– Что сидишь, месяц ясный? – шепнула Галица, неслышно приблизившись и опустившись на землю за спиной у Хвалиса. – Все себе по звездочке выбирают, гляди, не достанется.

Он вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– Тьфу ты! Крадешься, будто леший, – пробормотал он. – Поди прочь. Без тебя тошно.

В полутьме летнего вечера глаза Галицы светились, и по спине Хвалиса пробежал холодок. От этой хорошо знакомой молодайки, молочной сестры, вдруг вновь повеяло холодной жутью, будто от болотной нежити.

– Уйди от меня! – скрывая трепет, в досаде отмахнулся Хвалис. – Я тебя уже послушался раз, так один позор вышел! А теперь что? Лютава, поди, знает. Расскажут они отцу – тогда что? И с тебя голову снимут, и нам с матерью не поздоровится. Что теперь делать, ты мне скажи!

Неудавшаяся попытка приворота сильно отравляла Хвалису жизнь. Он не был трусом, а надежда сделала его безрассудным, но теперь, когда надежда сменилась страхом наказания, он не знал покоя днем и ночью. Приворот – серьезный проступок, а их с матерью и так не любят. Если дело выплывет наружу – родичи могут потребовать от Вершины наказания виновных. Галицу продадут, а Хвалиса изгонят прочь.

– Никто не узнает! – Галица тайком погладила его по плечу, но он сердито сбросил ее руку. – Они не скажут, не станут на отца родного позор навлекать. А мы и неудачу себе во благо повернем.

– Это еще как?

– Видишь? – Галица кивнула на дальний край луговины, где устроились вдвоем Лютомер и Доброслав, глядя на девичий круг и беседуя, как лучшие друзья.

Возле них стояли, обнявшись, Лютава и Далянка – уставшие от плясок, раскрасневшиеся, тяжело дышащие, смеющиеся. Далянка опустила голову на плечо Лютаве, а Лютава говорила что-то Доброславу, и даже тот не мог не улыбнуться, глядя на них. Лютомер разобрал нитки бус у себя в руках и надел одну из них на шею сестры, две другие – на Далянку.

– Вон волчица-то подругу из рук не выпускает, брату своему невесту готовит. Он потому и не женился до сих пор, что ждал, когда Далянку станут отдавать. А она нынешней весной в самую пору входит – помяни мое слово, осенью Лютомер из бойников выйдет и ее посватает. Тогда уж его не столкнуть. И вятичей они оплетают хитрыми речами. Если не вмешаемся сейчас – завтра может быть поздно. Но мы их клюки чаровные[6] против них же обернем. Матушка твоя хочет, чтобы ты себе ратную славу и честь в поле добыл. Хочет, чтобы ты с гостиловцами в поход пошел. Как прославишься, с добычей вернешься, а то и с женой знатной, тогда тебе никто будет не соперник. Захочешь – и Далянку второй женой возьмешь, потому что угренским князем тогда ты будешь… а не оборотень какой-нибудь.

– Это матушка моя хочет? – ошарашенно повторил Хвалислав.

Всю эту речь он прослушал, полуобернувшись, а теперь обернулся совсем и глядел на Галицу во все глаза. Он знал, что мать любит его больше жизни, но никак не ожидал от нее такого полета мысли.

– Да, матушка. – Галица не сомневалась, что в разговоре с сыном Замиля выдаст эти мысли за свои собственные. – Оттого у нас ничего не ладится, что оборотень над нами стоит, свет белый заслоняет. В нем все будущего угренского князя видят, с тобой не считаются. У него – род знатный, и дружина верная, и хитрость волховная. А ты не уступай! Вот, дают боги случай отличиться – хватай обеими руками! Что ты сидишь тут, под березой? Гриб-подберезовик ты, что ли? Проси у отца дружину да ступай на Дон воевать. Вернешься с добычей, со славой – отец тебя тут же новым угренским князем объявит. Тогда все наше будет – и честь, и слава, и невеста какая хочешь.

– Но что же я делать должен? – злобно ответил Хвалис.

– Поссорить их надо. Вятичи и сами нашим не сильно-то доверяют. Понимают, что князюшка наш воевать с хазарами не хочет. Пойди к нему и скажи: так, мол, и так, хотят тебя угряне погубить. И Далянку не забудь. Как все разойдутся, пойдешь к Доброславу и скажешь ему вот что…

Хвалис слушал шепот за плечом, не глядя на Галицу. В немногие дни вся его жизнь переменилась. Подрастая, он все надеялся, что отец что-то сделает для него. Но теперь ждать больше нечего – стало ясно, что сам он должен помочь себе, дать отцу законный повод его жаловать и величать. Иначе род не потерпит над собой сына чужеземной рабыни.

– Пусть вятичи уходят поскорее, пока с Лютомером не успели сговориться, – внушал ему тихий голос из полутьмы. – А как они уйдут, ты у отца войска выпросишь, чтобы следом за ними идти. Приведешь им подмогу, они и рады будут. Главное, чтобы от тебя они ее получили, а не от оборотня. Понимаешь?

– А если не выйдет?

Хвалис глядел на нее с тревогой и сомнением, а на лице женщины отражались отвага и уверенность. Казалось, дайте ей копье – сама воевать пойдет.

– А если он мне не поверит? Отцу расскажет? Погубишь ты меня!

– Ты хочешь, сокол мой, и на дерево не лезть, и меду поесть? – несколько язвительно отозвалась Галица. – Так не бывает. Это кто от старшей жены родился, тому мед уже в горшочке несут. А тебе на дерево лезть придется, иного пути нет.

Хвалис снова посмотрел через луговину на Лютомера. Тот не очень походил на человека, которому все приносят уже готовым, но он мог довольно легко получить все, что захотел бы.