Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф

Она спросила непонимающе:

— Ты что же, все лето пролежал в ручье? Ну ты и намок, наверное!

Из темного уголка раздался хрипловатый голос:

— Вода его вынесла из свернутого королевства.

Я всмотрелся, но домовой предусмотрительно не отходит далеко от норки, девушка вскрикнула радостно:

— Так ты из свернутого?

Я обиделся:

— Сами вы все свернутые! Я что, мусор, чтобы меня вода уносила? У нас все как у людей.

Гном после паузы сказал нерешительно:

— А еще может быть, тебе перебросило из одной эпохи в другую. Я слышал, что когда шли большие войны, то рвалось что-то такое, что… целые замки и города исчезали, а потом появлялись на сто лет раньше или на сто лет позже. А то и на тысячу. И эти раны еще не заросли целиком. Город уже не провалится, да и замок… но человек или корова может идти-идти, а потом в невидимую щель — р-р-р-аз!.. И выпадывает совсем в другой эпохе.

Девушка спросила ликующе:

— Да? Ты из другой эпохи?

Я проворчал:

— Слова-то какие… вумные! Эпохи, надо же. Я всю жисть в своей деревне, других не знал, вот и вся моя эпоха.

Домовой медленно показался на свету, осторожно сел на скамеечке от меня подальше. Если девушка смотрит больше с любопытством, то этот с явным неодобрением.

— Вот пример, — сказал он со вздохом, — что лошади, коровы и простые люди не замечают перемен.

— Больно вы замечаете, — возразил я, уязвленный.

Он подумал, ответил спокойно:

— Либо ты не совсем дурак, либо нечаянно попал в цель. Да, у вас хоть чародеи замечают… они сами его меняют, а у нас все живут по старым законам. И что ты собираешься делать?

— Выживать, — огрызнулся я. — Что мне еще остается? Скажи, что за страхи такие по замку ходят?

Девушка испуганно умолкла, я видел, как скосила глаза на дальнюю дверь, хорошо ли заперта, а домовой поморщился.

— Замок был мирным и спокойным, но долго ли таким мог пробыть, если все хозяева повадились таскать в него, как вороны блестящие вещи, всякую гадость?.. Да еще не умея пользоваться? Вот и получилось, что высвободились чьи-то души, а чьи-то, наоборот, попали в плен. И сейчас по замку бродит графиня Клер, а ведь она всего лишь попыталась использовать один любовный напиток… оказавшийся совсем не любовным. Правда, и маг Валуаст, что дал ей этот эликсир, не избежал наказания, но графиня вот уже семьсот лет бродит ночами по замку и не может найти способ, как избавиться от мук…

Я зябко передернул плечами. Все так свободно говорят о таких сроках, как сто, триста, семьсот или даже тысяча лет, а я ведь знаю, как изменилось мое «срединное королевство» всего за полста лет. Даже за десять.

— Значит, — спросил я тупо, — если я сейчас попробую вернуться в людскую, меня что-то схватит и сожрет?

Девушка посмотрела серьезными глазами.

— Может быть и хуже.

— Что может быть хуже? — пробормотал я.

Домовой вздохнул, поднялся.

— Ладно, сжалюсь. Пойдем, я покажу короткую дорогу.

Ипполит похрапывал, когда я прокрался и лег на свободную лавку, остальные спят тихо. Я полежал с закрытыми глазами, тщетно стараясь заснуть. Организм, получив возможность не спать по трое суток, тут же сдуру старался воспользоваться, а дальше ему хоть трава не расти, я боролся тщетно, наконец заставил себя расслабиться, тепло пошло по телу, к тому же начал считать до тысячи, но ничего не получилось, заснул на первом же десятке.

Снилась Санегерийя, я спросил ревниво:

— Ты что так редко появляешься?

Она засмеялась:

— Ты не готов. А я не спешу без зова, у меня сейчас есть Светлячок! Какой он чудный. Никогда не думала, что это может быть таким счастьем! Теперь я понимаю…

Я спросил со смесью понятной вины и понятной же гордости:

— Как он?.. В смысле растет?.. Чему-нибудь учится?.. Ты смотри, чтобы он чего дурного не набрался. Дети, они такие чувствительные…

Когда я пробудился, Марманда уже колдует у большого котла, пахнет вкусно, похлебка булькает на медленном огне, наверх всплывают то куски мяса, то листья трав, Христина быстро накрошила зелени и высыпала сверху, что значит — почти готово, можно разливать по мискам.

На завтрак появилась Франлия, села от меня за другую сторону стола, зачем-то подобрав ногу на скамью, так что оказалась ко мне боком, крепкая и загорелая, волосы отливают темной синью, сзади заплетены в толстую, не слишком тугую косу с красной лентой. Квадратный вырез открывает шею и тонкие ключицы, а ниже белеет полоска кожи, не тронутой солнцем.

Я старался не заглядывать в вырез платья, просто отметил, что при всей восточной наружности кожа Франлии белая, как у скандинавки. Она уловила мой взгляд, направленный на ее чуть-чуть выступающие прелести, насмешливо и высокомерно улыбнулась.

Еще у нее, как я отметил сразу, едва она появилась на пороге, удивительно сильно вздернута верхняя губа. Не вся, а только середина, получается такая арка, что я не отрывал взгляда, а когда и отводил глаза в сторону, стоило Франлии защебетать, как снова смотрел на эту удивительную губу. Вообще-то уродство, у любой другой женщины жутковато виднелась бы красная десна, но у Франлии зубы ослепительно белые, крупные, приковывающие внимание.

Как я заметил, ее старались не то чтобы не задевать, но по ее адресу шутили осторожнее, чем, к примеру, подшучивали над Мармандой или Христиной, все-таки Франлия ночует не в людской, а в комнате самого начальника охраны замка Винченца.

В людской, как я заметил, рацион тот же, что и у феодалов: мало хлеба, много разного мяса. Причем мяса дичи больше, чем мяса домашнего скота или птицы. И подают сперва дичь: лосятину, кабанятину, а также кроликов, фазанов, куропаток, журавлей, цапель. А потом подают «птицу»: лебедей, гусей, кур, уток, так как это просто птица, смешивать ее с благородной птицей, пойманной на охоте, — дурной тон.

Любой пир заканчивается свининой, Марманда уже бросает на широкие сковороды толстые ломти бледно-розового мяса. Словом, едим все, исключение только для конины и говядины, их есть считается непристойно: конь — для езды, бык — для работы. На удивление много едят травы, а я считал, что в Средневековье жрали только мясо и сыр. А здесь вон на десерт горы сладких пирожков, в корзинах яблоки, груши, всевозможные ягоды…

Еще на столах разложены ковриги хлеба, куски сыра, я с удивлением узнал по меньшей мере четыре сорта, не хило здесь живут, местные сыроделы от безделья дурью маются, изобретают все новые сорта, а можно бы просто расширять производство, завоевывать рынки…

Я вздохнул, в условиях перманентной гражданской войны, чем является Средневековье, о таком даже мечтать смешно.