Леонид Бутяков - Владигор

На этот крик тут же повернулись упыри, скачками саженными бросились за ускользающей добычей. И застыли вдруг, поводя носами из стороны в сторону. Учуяли фиолетовую кровь сродственника…

Похоже, это и спасло княжича. Фиолетовый дух ближе к упырям был, чем человеческий. Да и медвежий опашень отпугивал. Замерев над извивающимся телом порезанного Владием упыря, пять долговязых фигур закачались, как верхушки елей под сильным ветром, забормотали что-то нечленораздельное, а затем — о ужас! — упав на колени, присосались к еще дергающемуся собрату, как пиявки болотные.

Владий наблюдал за происходящим, укрывшись в березовой рощице. Содрогался от мерзостного зрелища, но глаз отвести не мог. Дальше двигаться тоже сил не было — ступни кровоточили, колени дрожали, от страха зуб на зуб не попадал. Ясно, что упыри, собратом напившись, на свежую кровь потянутся, не отстанут. Как поступить? Сбить с толку!

Он сорвал с ног клочки обмоток и разбросал их в разные стороны как можно дальше. Набедренной повязкой, о наготе не беспокоясь, заново ступни обвязал, чтобы кровь на землю не попадала. Нарвал пучки травы, обтерся ими и тоже раскидал-развесил по березовым веткам и черничным кустам за рощей. Повезло ему, что поблизости светлый ручеек пробегал: по руслу его побрел, шатаясь от усталости. Вышел к болотцу, но дальше — в топкие места — идти не рискнул, да и сил уже не было. Поэтому лишь посуше пригорок отыскал, упал на него ничком, грудью к земле прижавшись, забылся в тягостной полудреме…

— Нет здесь, нет, я бы почуял.

— И я говорил, что за болото идти надо, там…

— Цыц, оглодыши! Не смогли удержать, а теперь болтать горазды. Раньше надо было носами ворочать.

— Так мы ворочали. Крови много было, след сбился.

— Близкой мертвой напились, вот живую и не пронюхиваете!

— Так и ты, Синюшка, с нами пил…

— Цыц, я сказал! Пил не пил, теперь не важно. Упустили заморыша, что хозяин скажет? Не вам, а мне отвечать.

— Лешак виноват, он прежде времени свистнул.

— И что за хозяин такой, если сам не знает, где его ворог прячется? Может, не ворог был вовсе, просто человек прохожий. Мы-то откуда ведаем? И говорить ему ничего не надо.

— Уходить пора, Синюшка, гляделки болят — мочи нет. Не видят ничего, а болят, напасть какая!

— Не гундось, самому не легче. Ладно, возвращаемся. Жаль, свежая кровушка, сладкая, вкусная… Упустили, оглодыши!

Словно сквозь пелену густую доносились до Владия эти слова. Лежал, шевельнуться не мог. Совсем рядом упыри стояли, но почему-то его не чуяли. Может, Перунова сохранка, о которой ворожея толковала, помогла княжичу? Ни о чем он не думал, в землю вжимался, прятался.

Постояв еще немного, упыри развернулись и ушли, в деревья сослепу тыркаясь. Владий долго в траве лежал, выжидал. Слава Перуну, кровопийцы оставили его в покое, убрались ни с чем в свое поганое логово.

Постепенно приводя в порядок свои мысли и чувства, он вдруг понял, что упыри именно на него охотились, выполняя чей-то приказ. Ведь говорили они про какого-то «хозяина», считающего княжича своим врагом. Что это значит? А тот мерзавчик-пенечек кем был? На «хозяина» не больно похож. Наверно, просто выслеживал, другую нечисть наводил. И еще раз навести может… Уходить надо, пока не поздно!

Убегая от упырей, Владий не обращал внимания на солнце, которое теперь скрыто было низкими грозовыми тучами. Отец учил его в лесу стороны света разбирать: по мху на камнях, по кронам деревьев. В обычном лесу — не в Заморочном, где все шиворот-навыворот. Как далеко отклонился он от верного направления и куда теперь идти? Задрав голову к небу, он долго высматривал солнечный проблеск в черных тучах. Решив наконец, что солнце уже за полдень перевалило, и найдя в небе самое светлое пятно, побрел почти наугад.

Гроза разразилась, когда он оказался как раз посреди голого места — на огромной поляне, тут же ставшей болотистой, хлюпкой. С трудом отыскивая твердую землю, то и дело увязая по щиколотку, падая в неприметные, поросшие травой колдобины, Владий окончательно заплутал. Две причудливо сросшиеся сосны на краю поляны показались ему добрым великаном, которого Перун прислал, чтобы защитить княжича. Забившись в ложбину меж их корнями, с головой укутавшись в медвежий опашень, дрожа от холода и усталости, он провалился в беспокойный сон…

Во сне явился ему чародей, сам белоголовый и одетый во все белое. Чародей держал в руках золотую чашу, до краев Наполненную дымящимся отваром, бормотал над нею непонятные слова. Что-то, наверно, видел он в этом отваре, ибо лицо старика то сердитым становилось, то спокойным, то озабоченным. Подойдя к человеку, лежащему возле огромного очага, чародей окропил его волшебным отваром. Человек вздрогнул, изогнулся всем телом, но глаз не открыл. И вновь чародей забормотал над чашей, хмурясь больше прежнего.

Вдруг старик почувствовал, что за ним наблюдают. Поставив чашу на край дубового стола, он внимательно оглядел помещение и, растопырив пальцы, подошел к одному из окон. За окном бушевала гроза, хлестал водяными жгутами ливень. Однако, похоже, иное в этом буйстве природы виделось старику. Пальцы чутко подрагивали, улавливая незримое.

— Держись, мой мальчик, — прошептали его губы. — Знаю, что ты жив и к цели своей идешь. Ничего иного мне не открылось: ни где ты, ни с кем ты. Перун тебя хранит, знать, и для Синегорья не все потеряно. Не отступай, с отцом равняйся, о княжестве думай. Встретимся, когда время придет…

Откуда такой сон и к чему, Владий даже не пытался разобраться. Пробудившись поздним вечером, под ясным звездным небом, он решил пройти еще немного. Жалко было времени, потерянного из-за бегства от упырей и непогоды. Определившись по звездам, он зашагал на юг, довольный тем, что яркий лунный свет озаряет его путь. При таком свете, да по здешнему редколесью, на удивление чистому, без цепких кустарников и завалов, пожалуй, можно и половину ночи отшагать. Лишь бы вновь нечисть какая не помешала.

Заметно похолодало. На траве засеребрился иней. Но морозец не беспокоил Владия, напротив, бодрил, подстегивал. И все же каждый шаг стал даваться труднее словно невидимая ноша давила на плечи, гнула к земле. В ушах появился раздражающий звон, ноги начали спотыкаться на ровном месте. Сделав еще несколько шагов, Владий вдруг упал на колени. Совсем недавно он был полон сил и бодрости — и что же теперь случилось?

Мысли путались. Собрав всю волю, он отрезал кусочек корня жар-цвета, положил его в рот — и чуть не выплюнул. Корень был горьким, словно подменили! Владий тем не менее заставил себя жевать. Затем ощутил, как слабеет горечь во рту, и успокоился. Наверно, ему просто показалось. Да вот и звон в ушах приутих, дышать стало легче. Однако продолжать двигаться по ночному лесу ему расхотелось, лучше все же утра дождаться. Он потеплее закутался в медвежий опашень, прижался спиной к сосне и так, сидя, уснул.