Марина Дяченко - Алена и Аспирин

– Гримальская Алена Алексеевна не в розыке, – сказала инспекторша.

– Может, это вымышленное имя. Может, ее зовут по-другому.

Инспекторша вздохнула. Ей очень не нравился Аспирин.

– У нас в коридоре на щите фотографии пропавших, видели? Ищите среди них свою. Если нет – мы ничем не можем помочь.

– А если я напишу заявление, что она у меня… – Аспирин замялся, – ну, что она… украла у меня что-то, она малолетний правонарушитель. Что тогда?

Глаза инспекторши в этот момент напомнили Аспирину глаза Мишутки – такое же пластмассовое выражение.

День был пасмурный, и уже в восемь часов пришлось включить фары.

– С вами «Лапа-Радио», – ворковала в динамиках Танька Полищук, с которой Аспирин однажды переспал. – Мы с вами, вы с нами, все мы вместе в этот летний вечер, а вечер – лучшее время для отдыха и мечты, давайте вместе помечтаем о том, что ждет нас в последние дни уходящего лета, ведь август – это вечер лета, а сентябрь – утро осени, утро сменяет вечер, и так будет всегда…

Аспирин свернул с шоссе на грунтовую дорогу. Стало темнее, он включил дальний свет. Дорога от дождей раскисла, в ямах стояла вода. Кобура пистолета мешала и нервировала. Ну что поделаешь, не ковбой он, туго набитый кошелек или кредитная карточка придают современному мужчине куда больше уверенности, чем сомнительный ствол под мышкой. К сожалению, в деле, которое привело Аспирина вечером в темный лес, ни кошелек, ни кредитка не могли помочь.

– Дальше надо пешком, – сказал он Алене. – Не проедем, загрузнем. Видишь, какая дорога?

– Что же мы, машину бросим? – спросила Алена удивленно. – И вещи?

– Конечно, нет, – Аспирин импровизировал на ходу. – Нам надо дойти до сторожки. Там знакомый лесник, у него есть трактор. Он трактором подхватит машину и привезет к дачам. А мы тем временем уже будем пить чай и слушать музыку…

Про музыку он ввернул затем, чтобы Алена скорее послушалась. Другому ребенку, наверное, надо было посулить телевизор с каналом «Фокс Кидс».

– Темно, – сказала Алена. – И будет дождь.

– Ничего, идти недолго.

– Я возьму Мишутку. Открой багажник.

– Не надо, – сказал Аспирин, наверное, слишком поспешно. – Если пойдет дождь, он же весь вымокнет!

Как ни странно, аргумент подействовал. Алена не спросила, не вымокнут ли они с Аспирином, и как насчет плащей, и как насчет зонтов, – она просто пошла за ним по дороге, и машина с выключенными фарами очень скоро исчезла из виду.

Аспирин светил фонарем под ноги. Дорога в самом деле была плохая – приходилось идти по обочине, по мокрой траве, раздвигая перед собой ветки и радуя тем самым полчища комаров.

– Через джинсы не прокусит, – бормотал Аспирин. – Тебя как, комары любят? Какая у тебя группа крови?

– Не знаю.

– Плохо, надо знать…

– Долго еще?

Впереди была темень, и позади была темень, и, кроме шума веток и скрипа стволов, ничего не было слышно.

– Пришли, – сказал Аспирин и обернулся. Алена стояла, зябко съежившись, сунув руки глубоко в карманы куртки. Светоотражательные полоски, нашитые на рукава, вспыхнули белым, когда Аспирин направил на Алену луч фонарика. «Как тогда, в подворотне…»

– Вот что, подруга, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Сейчас ты скажешь мне правду. Кто ты, откуда взялась и что тебе от меня надо. А если не скажешь – я тебя привяжу к дереву и так оставлю. Место здесь глухое…

Алена молчала. Аспирин посветил ей фонариком прямо в глаза. Она зажмурилась и прикрыла лицо ладонью; тех парней в подъезде она боялась больше, подумал Аспирин и разозлился.

– У меня пистолет, – он сунул руку за пазуху. – Сейчас начался охотничий сезон, так что если с дороги услышат выстрелы – ничего такого не подумают. А я забросаю тебя листьями и так оставлю. А всем, кто спросит, скажу, что ты уехала домой, в Первомайск. И они поверят.

Алена молчала. Ее презрительное спокойствие кого угодно могло свести с ума.

– Тебя никто не будет искать! – выкрикнул Аспирин. – Или будут? Кто?

Девчонка смотрела на него сквозь растопыренные пальцы. Он не мог однозначно истолковать выражение ее глаз, но точно понимал одно: это не страх. Она его не боится. Она не ставит его ни во грош. Считает болтуном… трусом… как она тогда сказала – «трус и предатель»?!

Он взял ее за воротник. Подтянул к себе:

– Ты не из Первомайска. Ну, говори!

– Отпусти меня.

Он тряхнул ее так, что куртка затрещала. Надо было ни в коем случае не думать о тех парнях, что издевались над Аленой в подъезде; наоборот – следовало вспомнить сейчас все самое гадкое, что было с ней связано. Ее угрозы… «заставлял раздеваться догола»… Поддельная фотография, сбившая с толку Вискаса…

– Ты будешь говорить или нет?!

Молчание. В одно безумное мгновение Аспирину подумалось: а если в самом деле оставить ее здесь, под листьями, навсегда?!

– Я тебя заставлю говорить, – прорычал он, поднося фонарь к самому ее лицу. – Кто ты такая?

– Я тебе говорила.

– Ты врала!

– Нет.

– Ты врала! – он тряхнул ее изо всех сил. – Не прикидывайся блаженненькой – ты прекрасно соображаешь! Кто тебя подослал?

– Никто! Ты сам меня привел к себе домой! Сам!

Она была права. Аспирину хотелось изо всех сил вмазать фонарем по этой наглой роже.

– И ты меня не захотел отдавать – сам!

Аспирин ошибся – она вовсе не была спокойной. Она тоже кричала, ей тоже хотелось сейчас его убить.

– Я тебя пожалел, дрянь! – он припечатал ее к стволу ближайшей сосны. – А теперь себя жалею! Да будь она проклята, моя доброта. Что мне, всю жизнь расплачиваться?!

– Отпусти, больно, идиот!

Левой рукой он взялся за тощее горло, правой поднес поближе фонарь.

– Значит, так, – сказал почти шепотом. – Говори, как от тебя избавиться. Что сделать, чтобы ты убралась? Что сделать, чтобы ты отцепилась от меня, малявка?

– Ты трус и предатель, – ответила она тоже шепотом, уже не щурясь от света, глядя ему прямо в глаза. – Трус и предатель. Ты врешь, что пожалел меня. И ты никогда не был добрым. Ты…

Она замолчала. Аспирин увидел, как расширяются ее зрачки. И секундой спустя услышал треск веток, все ближе и громче. Земля ритмично содрогалась…

Он отпустил девчонку и выхватил пистолет. Руки тряслись; прыгающий фонарь осветил стволы по обе стороны дороги, низко нависшие ветки и темную размытую тень, несущуюся на Аспирина со скоростью экспресса.

Он закричал и выстрелил. Еще раз. Еще.

Он открыл глаза в полной темноте.

Кажется, у него не было правого уха.

Он поднял руку, с трудом дотянулся до головы. Ухо все-таки было, но слишком большое, покрытое густой и липкой жижей.