Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)

Я, качаясь, встала. Похоже — старик забыл про меня. Нужно уйти отсюда. Нужно позвать Их на помощь. Нужно. и тут я упала на пол, сметенная новой волной. Старик разбил последнее окно. Интересно, почему ему так нравится бить окна? Наверное, это из детства.

И я стала уходить, вернее — отползать. Правда, несколько раз я пыталась принять вертикальное положение, но снова падала. Когда надо мною пронеслась очередная волна энергии, я только упала на пол, а потом сразу встала (на четвереньки) и продолжила свой путь.

Вдруг я услышала впереди себя какое‑то движение. Я подняла голову и увидела неприятную женщину — опекуншу старика. Так вот из‑за кого все это! Я глупо широко улыбнулась ей и подмигнула. Похоже — ей сегодня и без меня хватило впечатлений, судя по длинным царапинам, покрывавшим тело и порванной одежде. Она посмотрела на меня и упала в обморок.

Дух старика тут же подлетел к ней и начал сильно со злостью пинать ее почти бездыханное тело: "Получи, тварь. Получи". Я сидела на полу, не в силах вмешаться. А вмешаться требовалось. И тогда я в полный голос позвала: "Помогите!"

Они почти сразу же материализовались в дверном проеме. Оно сперва отшатнулось, увидя буйствующего духа (неприятные воспоминания, что поделаешь). Но Он тут же кинулся к старику, Оно последовало за Ним, и вскоре буйный дух был обезврежен, и только тихо повторял: "Это несправедливо. Несправедливо. Несправедливо".

— Успокойся, — сказал ему Он, — И на нее найдется справедливость. Я скоро приду за ней.

— А почему не сегодня? — спросил старик.

— Время не пришло.

Пока Он держал старика, Оно подошло ко мне и помогло подняться.

— Ты впорядке? — спросило Оно.

— Да, — ответила я.

Оно порывисто обняло меня.

Мы спокойно вышли во двор. Там я увидела Дашу с подругой. Видимо, они давно наблюдали за происходящим. Я подошла к ним и сделалась видимой. Я поздоровалась с ней и объяснила ситуацию. Даже Их ей показала и ушла. Позже я поняла, что ее подруга тоже видела и меня, и Их.

Пашу выписали из больницы. Он шел домой. Ветер гнал пыль и мусор. Листья в этом году появляться не торопились. Размытые очертания предметов, которые Паша видел, покрывала голубовато — белая дымка. Сначала он удивился — несмотря на плохое зрение, цвета он видел гораздо ярче, а потом понял по запаху, что это выбросы завода. И тут же зашелся кашлем.

Когда Паша пришел домой, матушка Людмила перебирала луковицы тюльпанов, которые собиралась сегодня посадить.

— Здравствуй, сынок. Наконец‑то ты вернулся. Без тебя здесь так скучно. Не знаю, что буду делать, когда ты станешь жить отдельно?

— К тому времени Димка тебе внуков наделает.

— Паша, ну зачем так грубо. Да и Дима в другом городе. Придется им с Катей самим справляться. А здесь, если только Фима женится, или Миша. Тебе‑то еще рано. Они там не собираются, ты не знаешь?

— Да, вроде — нет. А тебе что, так сильно внуков захотелось?

— Да, не то, чтобы очень. Просто, я вдруг поняла, как буду скучать, когда и ты уйдешь.

— Но, я же буду приходить.

— Ну — ну… Как твои братья — раз в сто лет.

— Нет, постараюсь по чаще. Хотя бы — раз в пятьдесят. Мам, а внуков ты хочешь воспитать праведными?

— Конечно.

— Какой ужас. Мишка и Фимка тебе своих детей не доверят.

— Почему? Ах, да… Что же делать?

— Это ты о чем?

— Да, так.

Паша повертел в руках большую луковицу, потом снял с нее маленькие и положил на стол.

— Когда собираешься сажать? — спросил он.

— Сегодня. Осенью не высадила, так хоть сегодня посажу. Ты мне поможешь?

— Помогу.

— Вот, только маленькие луковицы куда девать, я не знаю. Что‑то их много наросло в прошлом году. Под окном высадить и этих хватит. А маленькие надо бросить где‑нибудь в землю, может вырастут.

Паша собрал маленькие луковицы в пакет и положил в карман — пригодятся. Потом они с матерью вышли во двор и наделали лунок в газоне под окном. Они посадили тюльпаны и полили их.

Двор, в котором стоял их дом, выглядел, мягко говоря — неухоженным: чахлая трава, уродливо обрезанные деревья, ветхий и опасный детский городок. На клумбе перед их окном взгляд отдыхал.

Посадив цветы, Паша, как всегда — не предупредив, куда‑то ушел. То есть — куда‑то — для матушки Людмилы, а для себя он вполне определился с направлением. Он пошел к Лейле. Ему нужно было многое ей сказать.

Под окном Лейлы тоже была клумба. Маленькая — размером с канализационный люк. На ней уже много лет росли ирисы. Их не трогали даже самые циничные хулиганы — во дворе действительно было не на чем отдохнуть взгляду.

Паша робко постучал в дверь. Лейла открыла ему, и тут же выражение ее лица стало растеряннонедоуменным, но по слабости зрения Паша этого не увидел.

— Лейла, здравствуй, — сказал он, глядя на нее влюбленными глазами, и улыбаясь так глупо, что девушка тоже улыбнулась, с трудом сдерживая смех. Потом она глубоко вздохнула, сделала над собой усилие и не рассмеялась.

— Проходи. Сюда. Ты же был здесь.

— С этой стороны — нет.

Паша зашел в комнату.

— Здравствуй, Даша, — сказал он.

— Здравствуй, — отозвалась Даша, сидящая в кресле с чашкой чая.

Тем временем с кухни пришла Лейла с еще одной чашкой, которую дала Паше. "Садись куда‑нибудь. Что ты стоишь"? — сказала она.

Парень робко присел на диван. Лейла старалась быть спокойной. Она была сильно растеряна: как вести себя с неудавшимся самоубийцей, она не знала. Девушки скованно молчали — продолжать при нем начатый разговор они не хотели. А Паша стеснялся.

Он поставил чашку на пол, достал из кармана очки и надел их. Девочки хихикнули — так не шли к тонким чертам его лица и длинным волосам эти небольшие очки в тонкой оправе с прямоугольными стеклами. Надев очки, Паша долго и внимательно смотрел на Лейлу. "А ты и вправду очень красивая", — резюмировал он.

Лейла поперхнулась чаем и закашлялась. Даша постучала ее по спине. Паша снял очки и положил их обратно в карман.

— А я не знала, что ты плохо видишь, — сказала Даша.

— Я тоже, — добавила Лейла.

— У меня — минус девять. Я практически не различаю черты лица.

Вдруг Даша рассмеялась.

— Ты чего, — спросила Лейла.

— Ну, вот, а ты переживала, что тебя любят только за красоту!

— М — да — а, — протянула Лейла. она не знала, смеяться ей или плакать.

— Ну, я пошел, — сказал Паша.

Уже в дверях он спохватился: "Ах, да, совсем забыл — Лейла, прости меня, пожалуйста".

— За что? — не поняла девушка.

— За самоубийство. Наверное, с тобой такое впервые.