Ольга Ильина - Да здравствует королева!

— Дэйтон! — со всей своей детской непосредственностью вскричал Уилл, едва завидев в дверях своего старого приятеля.

— А вы знакомы? — удивленно спросил Киран, заметно оттаявший после общения с братом Мэл. Очевидно, они весьма благотворно влияли друг на друга, но не в этом случае. Сдержанность у Уилла явно сильно хромала, причем на обе ноги.

— Нет, то есть да, то есть… — в общем, мальчик совсем запутался и посмотрел на сестру, которая сурово сдвинула брови и поджала губы, что свидетельствовало о крайней степени недовольства. Но Уилл не был бы Уиллом, если бы тут же не нашел выход. — Слушай, Кир, а ты тайны хранить умеешь?

— Боги, Уилл, что за фамильярность, слышала бы тебя мама… — простонала сестра, но тут на помощь пришел Дэйтон и увел ее в дальний угол комнаты.

— Позвольте им самим разобраться.

— Даже представить трудно, что было бы, если бы сейчас здесь был кто-то посторонний.

— Слава богам, что здесь никого не было.

— Вы смеетесь надо мной? — догадалась она, и, судя по его дрожащим губам, рискующим превратиться в улыбку, поняла, что так оно и есть.

— Увы, в последнее время у нас так мало поводов для веселья. И мне совсем не удается побыть с вами наедине.

То, как он это сказал, заставило девушку вздрогнуть, не от смысла сказанного, не от намека, читаемого между строк, но от самой интонации. Сейчас, как никогда, Дэйтон напомнил ей Александра. Она даже побледнела, и он это заметил.

— Что с вами? Вам дурно?

— Нет, нет. Все в порядке. Это просто… воспоминание.

— О нем? — заметно помрачнел принц.

— Вас это коробит?

— Немного. Я любил его, он был отцом, о котором можно было только мечтать, но я ненавидел его за то, как он поступил с матерью, за то, что отнял вас…

— Замолчите! — резче, чем хотела, сказала она.

— Простите, — отступил Дэйтон.

— Он был моим мужем. Я любила его, я люблю его, и всегда буду любить. Это неизменно.

— Вы не правы. Время все меняет.

— Возможно. Но я бы хотела, чтобы вы поняли. Для меня вы всегда будете другом, не более.

— Почему? — выдохнул он. — Дело в возрасте? В том, что я младше вас?

— Там, в лесу, мне не показалось, что вы младше. То, как вы себя ведете, нет, вы давно уже не ребенок и даже не юноша. Я уверена, вы были бы прекрасным королем.

— Я не хочу быть королем, если при этом потеряю вас.

— Дэйтон…

— Нет, не перебивайте меня.

И все же она сделала это, повернулась к нему и коснулась ладонью его губ.

— Пожалуйста, молчите. Вы можете сказать то, о чем мы оба пожалеем. Не разрушайте дружбу словами. Прошу вас.

Она молила его молчать, ее глаза молили, и он сдался. Взял ее руку в свою и поцеловал ладонь.

— Хорошо, я не скажу. Но знайте, мне никогда не будет достаточно дружбы.

Они так и не поговорили о том, что беспокоило ее. С ним было сложно разговаривать, потому что все в нем вызывало тоску, боль, и острое чувство утраты. И она не знала, как это все преодолеть. Он сказал, что время изменит ее, но изменит ли оно ее чувства?

Глава 5

Олли уже несколько дней прислуживал пирату, спал в небольшой каморке в капитанской каюте, еду приносил суровый, неразговорчивый матрос, а мальчик так хотел узнать, когда же они, наконец, доплывут, и жив ли Семар? Но его не выпускали. Поэтому он часами просиживал за столом, переписывая сведения о всех конфискованных на корабле вещах в большую, толстую книгу. Вечерами, когда пират возвращался, он проверял записи мальчика и выкладывал кипу бумаг на следующий день, а Олли снимал с чудовища сапоги, подавал чистую одежду и старался помалкивать. Пират не любил разговоры, зато часами сидел в кресле с бренди в здоровой руке и рассматривал большой портрет на стене, единственная красивая вещь в этом адовом месте. На нем была изображена девушка, прекрасная, как богиня, с длинными медовыми волосами, лучистым взглядом синих, как море в шторм глаз и нежно-розовой, сияющей кожей. Тот, кто нарисовал этот портрет, был чрезвычайно талантлив, каково же было удивление мальчика, когда в большом сундуке у стены он обнаружил кисти, краски, мольберт и альбом с эскизами, на которых была она — прекрасная незнакомка.

— Кто позволил тебе рыться в моих вещах? — прорычал капитан, вернувшийся раньше обычного. Олли вздрогнул, но больше от неожиданности, чем от испуга. За те несколько дней, что он провел в обществе капитана, он понял, что тот не так уж свиреп, как хочет казаться. Да, он безжалостен и жесток, но в нем присутствовала и справедливость. По крайней мере, к нему он ни разу не обратился пренебрежительно. Наоборот, делился едой, расталкивал, когда мальчику снились кошмары, и тот стонал в беспамятстве, и никогда не ругал за ошибки и кляксы в книге.

— Простите, я не хотел, — повинился мальчик и поспешно положил все обратно, захлопнув крышку сундука.

— Знаешь такую поговорку: «любопытство сгубило кошку»? Не лезь туда, куда тебя не просят, иначе кто-то другой, менее отходчивый, укоротит твой длинный нос. Помоги снять эти чертовы сапоги.

Олли выполнил приказ и уселся на тот самый сундук, ожидая следующих распоряжений.

— Капитан, а можно вопрос?

— Ну, попробуй, — хмыкнул пират.

— Она и вправду существует? Девушка?

Мужчине явно не понравился вопрос и он уже готов был огрызнуться, но посмотрел на портрет и не смог. Все, что было хорошего в нем, все хорошее, что осталось, было заключено в этом портрете.

— Да. Она существует, но мы больше никогда не увидимся.

— Почему?

— Потому что в ее жизни нет места чудовищу и убийце, которым все меня считают.

— А разве вы не такой?

— Я еще хуже, мальчик, я еще хуже, — ухмыльнулся капитан и кинул на стол новую стопку бумаг. На этот раз на них были описаны не вещи — люди, рабы, все они стали рабами, даже он, мальчик, умеющий писать и читать, мальчик, неожиданно привязавшийся к страшному, обезображенному пирату.

Губернатор был сам не свой, королевский доктор Эмиль уже полчаса осматривал его жену. В последние дни она чувствовала себя слабой и больной. Конечно, он не предполагал, что это может быть именно то, что предлагала ему незнакомка на маскараде, которую он так и не смог отыскать в толпе. А ведь старался, перепугал многих дам, заслужил репутацию сумасшедшего, но так и не нашел, чувствовал, что она где-то рядом, даже магию применил, и чуть не нарвался на международный скандал, приняв за свою маску саму королеву.

«Запутала, чертовка» — плюнул он тогда от досады и прекратил всякие поиски. Но где-то подспудно, в глубине души надеялся: «А вдруг все правда?» И с этой надеждой он прожил неделю, затем половину второй, и тут, как гром среди ясного неба…