Анна Гурова - Князь Тишины

– Давай, превращайся, – торопил меня невидимый помощник.

– Я не могу, – проскрежетала я. – Лучше меня не трогай. Я как заряженное ружье с пальцем на спусковом крючке. И этих ваших кидал сюда не пускай, а то будут жертвы.

– Эх, елки-палки, – пробормотал голос. – Опять проблемы. Подожди-ка меня немножко…

Буквально через тридцать секунд невидимка радостно сообщил:

– Вот оно, твое спасение! На, выпей. Смотри, я ставлю вот сюда…

На полу передо мной появилась антикварная чаша в виде черепа на бронзовой ноге, в которой поблескивала какая-то сладко пахнущая жидкость.

– Что это за бурда?

– Поэтический животворящий напиток асов. Коктейль из крови врагов и перебродившего меда, вкусно и полезно. Ты как победительница чудовищ вполне достойна его вкусить, чтобы восстановить душевные и физические силы.

Я не шелохнулась.

– А почему я должна тебе верить?

– Ну… – задумался невидимка. – Есть по крайней мере две причины. Во-первых, я уже доказал тебе свою лояльность, спасши тебя от Фенрира. Во-вторых – у тебя что, есть выбор? Не хочешь – не пей, сиди здесь в этой чешуе и жди, пока за тобой пришлют роту ОМОНа.

– Я выпью, – подумав, сказала я. – По первой причине.

– Я очень рад, – серьезно сказал невидимка.

Кроваво-медовый коктейль оказался и впрямь вкусен. Мое тело как будто размягчилось, стало легким и горячим. Колючая броня, насыщенная инстинктами убийства, вдруг показалась мне грубой и чуждой. Я, как бабочка из кокона, выскользнула из нее. В тот же миг она осыпалась на пол тысячей чешуек, распалась в пыль и смешалась с бетонной крошкой. А я снова стала собой.

– Спасибо, водопроводчик, – поблагодарила я своего спасителя, но мне никто не ответил.

В подвале был полный разгром. Хорошо хоть никакую трубу не прорвало. Все миражи исчезли, в том числе Фенрир с невидимой цепью и чаша-череп. Я находилась в прямоугольном помещении, из которого в разные стороны уходили четыре одинаковых коридора. «А когда ты победишь всех чудовищ, – вспомнила я слова парня у входа, – тебе предстоит самое интересное – отыскивать выход».

– Эй, дух-хранитель! – позвала я еще раз. – Выход-то где?

Ответом было только слабое эхо. Похоже, помогая мне, дух перетрудился. Я переминалась с ноги на ногу, раздумывая, какой из коридоров мне больше нравится. Вдруг откуда-то справа донесся знакомый голос:

– Гелька! Это я, не стреляй!

– Сюда! – закричала я. – Не бойтесь!

Через полминуты из-за угла осторожно высунулась Эзергиль. Изумленным взглядом окинув руины, она спросила:

– Что здесь у вас творится? Погодина позвонила, говорит, выручай, Гелька с ума сошла, превратилась в мутанта, разнесла полшколы, я поймала машину, примчалась…

– Все, проехали, – отмахнулась я. – Выведи меня отсюда, меня уже тошнит от этого подвала.

Эзергиль посмотрела на потолок и вздрогнула.

– Ты можешь мне объяснить, кто это все устроил?

Я скромно потупилась.

– Ты?! Но почему?

Я в нескольких словах описала ситуацию. Эзергиль смотрела на меня расширенными глазами и ужасалась.

– Нет, чем думала эта Катька! – еле выговорила она, выслушав мой рассказ. – Я с ней поговорю. Пошли, нам в тот коридор…

– Мне интереснее всего, кто был этот невидимка?

– Скорее всего, просто глюк. А может, кто-то из иллюзионистов решил тебе помочь.

– Да, это вероятнее… Может, Погодина? Нет, кто угодно, только не она…

Когда мы вышли из подвала, иллюзионисты, взволнованно толпившиеся у входа, шарахнулись от меня, как от прокаженной. Все они выглядели насмерть перепуганными. Растолкав товарищей, вперед вышла бледная Катька Погодина.

– Мы решили никому ничего не говорить, – искоса глядя на меня, сказала она. – Так для нас всех будет лучше. Б «Рагнарек» ближайшее время играть не будем. И ты молчи, хорошо?

– Хорошо, – пожала я плечами. – А что такое случилось-то?

– Видишь? – сказала с упреком Эзергиль, обращаясь к Погодиной. – Она даже не поняла, что с ней произошло, бедная девочка. Все, хватит испытаний. Прекращаем войну и живем дружно. Девочки, пожмите друг другу руки.

Катька послушно протянула мне руку и вымученно улыбнулась, глядя на меня с явной опаской. Я пожала ее руку, с удивлением почувствовав, что она дрожит. Моя, впрочем, тоже.

ГЛАВА 7, маленькая

Ночные всадники и банный лист

Всю жизнь тосковать по возлюбленному и умереть и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, – вот в чем подлинный смысл любви.

В одной из моих тетрадок того времени есть рисунок: панорама новостроек, графическая линия крыш, россыпь звезд; над ними луна вполнеба и когтистые облака, разбегающиеся во все стороны, как испуганные призраки. Если приглядеться, то можно разглядеть силуэт летучей мыши, раскинувшей крылья от земли до неба. Луна у нее вместо сердца. А на луне – маленький всадник на лошади.

Ноябрьский вечер в доме у Хольгеров. От еще не заклеенных форточек веет зимой, острым космическим морозом. Мы с Сашей валяемся на полу в темной кухне и молча слушаем музыку. Из соседней комнаты пробивается полоска света и доносится приглушенная родительская болтовня. А у нас – особое пространство. Темное, тихое, только музыка бормочет, как подземный родник. Это уголок ночи, которая наступает снаружи. Те, в другой комнате, от нее спрятались. А мы лежим на полу, ждем ее и видим, как она приближается.

На черном линолеуме резкие белые полосы лунного света. Я кладу на освещенное место ладонь и чувствую, что линолеум теплый: должно быть, луна его нагрела. Это место – только частично кухня в доме Хольгеров, оно сложнее и таинственнее; оно открыто во все стороны, во все миры, здесь перекресток невидимых дорог. Только сделай шаг в сторону – и не вернешься.

Мы слушаем сборник Цоя. Мрачная депрессивная романтика. Но вот эта песня – «Спокойная ночь» – очень в тему.

«Крыши домов дрожат под тяжестью дней,

Небесный пастух пасет облака,

Город стреляет в ночь дробью огней,

Но ночь сильней, ее власть велика.

Тем, кто ложится спасть, – спокойного сна.

Спокойная ночь…»

Волшебная ночь… Нет, для меня она нормальная, такая, какой и должна быть: с собственной волей и целями. Все лишние, непосвященные, ее властью погружаются в сон. И появляются всадники, покидающие этот мир.

«Соседи приходят – им слышится стук копыт.

Мешает уснуть, тревожит их сон.

Те, кому нечего ждать, отправляются в путь.

Те, кто спасен, те, кто спасен.

А тем, кто ложится спать, – спокойного сна…»