Анна Гурова - Князь Тишины

Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

– В души юных еще не успевают проникнуть эти споры разложения и тлена. Твоя душа чиста и свежа, как цветок асфодели, расцветший туманным утром и сам словно сотканный из тумана… Но это не навсегда. Нет более преходящей и непрочной чистоты, чем чистота невинности. Она драгоценна и в то же время ничего не стоит. Ее невозможно ни защитить, ни сохранить. Вся ее прелесть – именно в мимолетности. Но для путешествия в Хель это состояние чрезвычайно благоприятно. Вряд ли твоя душа еще когда-нибудь будет так готова, как сейчас. Так пойдем же!

Ее невыразительный монотонный голос зачаровывал, усыплял, притуплял все эмоции, лишал воли.

– Умереть молодой, – сладко, словно пробуя слова на вкус, произнесла Хель, – остаться прекрасной навечно – это удел избранных. Герои легенд, любимцы богов умирали в юности, потому что они были достойны большего, чем эта земная жизнь. Небесные покровители забирали их к себе. Отдай же мне твою душу, пока она чиста, дитя мое. И твое посмертие будет блаженным и грандиозным, чего ты никогда не получишь в этой жалкой жизни, полной мелочных забот, которые превращают в серую грязь самое высокое и чистое, что есть в душе. Ты покинешь ее молодой, и она не успеет отравить и разрушить тебя; ты пойдешь дальше, вверх, а не вниз, как большинство…

Я наконец догадалась, чего она хочет. Чтобы я отдала ей душу добровольно, пошла за ней сама.

– Подумай, – ласково сказала Хель. – Ты растеряна. Тебе еще ни разу не делали столь заманчивого предложения, и ты не можешь сразу сказать «да». Я подожду.

Левой щекой я ощущала тепло, очень знакомое, напоминающее деликатное поглаживание. Похоже на солнечный луч, подумала я. Наверно, слева подвальная отдушина, в которую проникает солнечный свет и греет мне щеку. Я покосилась на Хель. Она стояла как статуя в ожидании моего решения. Мираж частично был пробит, но, чтобы уничтожить его совсем, ни у меня, ни у солнца не хватало сил. Я могла бы находиться на пляже в выходной или посреди толпы на улице, и все равно этот мираж – темный коридор и Хель – никуда бы не делся и меня не отпустил. Возможно ли такое – мираж, который сильнее реальности?

«Не может ли иллюзия превращаться в реальность?» – явилась вдруг мне пугающая мысль. Хотя на занятиях нам об этом пока ничего не говорили, она показалась мне правдоподобной. Допустим, Хель – это всего лишь мираж, но, если я сейчас отдам ей душу, что будет со мной дальше? Это же натуральная ловушка!

– Нет, я не хочу.

– Почему? – искренне удивилась Хель. – Боишься? Не обращай внимания. Страх – физиологическая защитная реакция организма. Делая шаг вперед, надо обязательно преодолевать страх, иначе нельзя.

– Я не боюсь, – задумчиво ответила я. Я действительно не боялась, поскольку все мои силы были сосредоточены на борьбе с дремотой. – Спасибо, все очень заманчиво, но мне как-то не хочется.

– Это несерьезно, – свысока бросила Хель. – Тебе предоставляется шанс, какой бывает раз в жизни, а ты не понимаешь…

Все я понимала. И этот тон лохотронщика, который опрометчиво избрала Хель, не способствовал принятию мной положительного решения.

– Я отказываюсь, – так твердо, как могла, сказала я. – Мое решение окончательное, и хватит меня уговаривать. Только время зря потеряешь.

Хель взглянула на меня и потемнела лицом. По-моему, она глубоко обиделась.

– Мне нужна твоя душа, – упрямо повторила она. – Хочешь ты или нет, а придется тебе с ней расстаться.

– Ты не можешь ее забрать, – с вызовом заявила я. – Не положено, я угадала?

– Тогда мой младший брат отправит тебя ко мне, – прошипела Хель. – Случалось ли тебе встретить свою смерть лицом к лицу? Я выпускаю Фенрира по твоему следу. Отныне его единственная цель – найти тебя и убить. Ты познакомишься с запредельной тьмой. Ты заглянешь в бездну и познаешь настоящий ужас.

– Ой, напугала!

– Фенрир – это твои детские страхи, то, чего ты боишься в самой себе. Ты загнала их глубоко, но сегодня они проснутся…

Хель начала от меня удаляться. Она словно плыла по воздуху. Ее ласковая мертвенная улыбка стала откровенно злорадной.

– Смерть идет за тобой по пятам! – полз под черными сводами ядовитый голос. – Насильственная гибель в страхе и боли, которую желание жить делает еще мучительнее. Отвергнув меня, ты сама выбрала ее!

Хель резко развернулась и удалилась во мрак, похожая на древнеримское привидение в свете фосфоресцирующих грибов. Я осталась в коридоре одна, лихорадочно соображая, отделалась я от нее или нет. Было совсем тихо. Я собралась идти дальше и…

Тишину взорвал звериный рев. Она лопнула и разлетелась на части под напором этой невероятной звуковой волны, а на ее гребне неслись ярость, голод и жажда убийства. Фенрир! Кровь во мне застыла, я скорчилась, зажала уши. Рев нарастал, приближался, повторялся и усиливался подвальным эхом, будя во мне первобытный ужас и убивая все остальное. Он, как смерч, вырвал из меня остатки самообладания, рационального мышления, вообще способности мыслить. Я уже не помнила, кто я, где и почему. Остались только инстинкты. Два первичных инстинкта живого существа, на которого нападает враг: убегать или нападать самому. Но убегать было некуда. Лабиринт – это извращенная ловушка, где за каждым поворотом меня ждет новая смерть. И я, как и положено трусу, буду умирать тысячу раз, пока моя душа не надорвется и не взмолится: «Где же ты, убей меня, пожалуйста!»

Мой растерзанный разум был не в силах успокоиться и обрести хотя бы минимальный контроль над ситуацией. Но тут мне довелось узнать, что человек – устройство куда более сложное, чем я думала раньше. Нечто во мне приняло решение за меня. Я стояла и тряслась, желая только одного: чтобы этот кошмар как-нибудь сам, без моего участия, закончился, – когда вдруг почувствовала, что мое тело меняется. Я не сразу заметила, что рев Фенрира неожиданно смолк, что грибы на стенах сморщиваются и осыпаются, что в воздухе опять запахло дождем, а черные стены и потолок побелели от инея… Все внимание поглотили происходящие со мной перемены.

Кожа стала грубой и жесткой, как кора, потом – как кость, потом – как железо. Кровь разом вскипела и превратилась в горючий газ. Тело ощущалось одновременно легким и тяжелым, подвижным и очень сильным. Глаза ослепила яркая горячая вспышка, а когда зрение вернулось, мне показалось, что я со сверхъестественной зоркостью смотрю сквозь прицел, и каждый мой глаз – ствол огнемета. Пальцы на руках зудели и дергались, как будто через них пропускали электрический ток. Я посмотрела вниз и увидела, что вместо пальцев у меня самые натуральные оружейные стволы, и в каждом плещется зловещий огонек.