Юлия Фирсанова - Наколдованная любовь

— Странно, — в очередной раз едва не подвернув ногу на обманчиво ровном, не считая холмиков с колючими кустиками, месте, посетовала Оля. — Неужели в лес от трактира никто даже за дровами не ходил? Ни одной тропки!

— По дороге не только туда, но и оттуда пройти можно, а кто или что именно захочет воспользоваться проторенным путем, неизвестно, — перебрасывая травинку из одного уголка рта в другой, невозмутимо объяснил девушке сейфар. — Среди странных созданий есть те, которые ступают лишь по человеческим следам. Местные знают, потому и не прокладывают путей.

Сам-то мужчина шел так обманчиво легко, что, казалось, парит над равниной, Ламар двигался с ровной неумолимостью танка, один лишь Коренус испытывал те же затруднения, что девушка, — в силу возраста и почтенной весовой категории, но не ныл и не жаловался. Оля завистливо покосилась на мужчин, уважительно на старичка мага и, поддернув рюкзачок, зашагала без нытья.

— Тяжело, милая? — посочувствовал магистр.

— С непривычки, — не стала врать девушка, сдув с носа надоедливую мошкару, — я уже больше года в походы не ходила, ничего, скоро обвыкнусь. Тем более что мы ненадолго.

— Конечно, — подбодрил спутницу Коренус столь преувеличенно, что Олечке на мгновение в голосе старика послышалась фальшь.

— Ты, о дева, ходила в походы? На кого? Разве ты воительница? — чуть притормозив, чтобы выяснить подробности загадочной биографии невесты, вмешался в разговор озадаченный Ламар.

— Нет, — невольно рассмеялась Оля, пусть воспоминания о былом все еще причиняли боль. — У нас походами называется прогулка в лес, к реке или в горы на день или несколько суток. Так многие отдыхают. Ставят палатку, готовят еду на костре, веселятся. Я раньше с родителями и братом каждое лето ходила… А… ой, интересно, как та девушка среди кустов идет и у нее ни волосы, ни платье за ветки не цепляются?

Оленька сменила тему, может, и не очень ловко, но рассказывать о той страшной катастрофе на железнодорожном переезде, в одночасье лишившей ее всей семьи, сейчас, среди мирного разнотравья, не хотелось.

— Девушка? Где? — хищно, чуть ли не жадно, бросил вопрос Аш.

— Да вот же. — Оля ткнула пальцем в прогуливающуюся метрах в пятидесяти от компании красавицу. Нет, лица незнакомки девушка не видела, но волосы неизвестной роскошной пепельной волной спадали по спине до самых лодыжек, а пальчики в воздушной паутинке рукава белого платья были тонки и изящны…

— Закрой глаза и возьми Ламара за руку, — приказал сейфар, проведя перед глазами рукой, будто смахивал налипшую паутину.

— Зачем? — удивилась Оленька и тихо восхитилась: — А та девушка поет. Так красиво, похоже на Хелавису, но лучше…

— Делай же, глупая, — рыкнул Аш, дождался, пока спутница послушно зажмурится, и сказал мужчинам: — Там морловага, я разберусь. Отвлекай невесту, чтобы ее не зазвали.

— Иди, сейфар, сделаю, — согласился Ламар.

— Надо же, совсем от жилья близко… — досадливо поцокал языком Коренус.

Не спрашивая разрешения, «жених» подхватил Олю на руки, прижал к себе и встал как вкопанный. Ее обнимали крепко, почти до боли, пусть и старались делать это бережно. Сердце рыцаря отбивало ускоренный ритм, песня, похожая на далекий перезвон колокольчиков, смолкла, все заглушило дыхание Ламара. От рыцаря пахло не недавним завтраком, а какой-то травой. Оля видела, как он сорвал листик по дороге. Горячие, обветренные губы коснулись кожи у самого виска, проехались вниз по щеке до подбородка. Вернулись к уху, зашептали, обжигая, будоража, щекоча сотнями взлетающих бабочек:

— Несравненная, сокровенное сокровище, мечта моя, как томится душа моя, изнывая от жажды назвать тебя супругою…

Наверное, если бы рыцарь не держал ее, ноги точно подкосились бы, и совсем не от страха. Никаких размышлений, куда и зачем ушел Аш, не осталось, только странное горькое сожаление о том, что такие красивые слова ей говорит околдованный мужчина, а не по-настоящему любящий и любимый. И пусть за ушами у Ламара грязно, а под ногтем указательного пальца широкая траурная кайма, и тараканов он руками давит, но все-таки рыцарь… Настоящий рыцарь! А потом в жаркий вихрь ощущений ворвался дикий, режущий уши визг, и снова вернулись шорох трав, звук дыхания и жужжание насекомых. Ламар перестал шептать и осторожно поставил покачивающуюся березкой на ветру невесту, но не отпустил, придержал за плечи.

— Все. — Голос Аша звучал обыденно, почти скучно. Он великодушно разрешил старательно жмурящейся девушке: — Открывай глаза.

Оля подчинилась, смущенно отодвинулась от Ламара и храбро (теперь-то уже, наверное, будет не страшно) спросила:

— А кто такая морловага?

— Та тварь, которую ты видела, — объяснил сейфар, оправляя перевязь с мечом, узким и более коротким, чем у рыцаря.

— Она очень опасная? — продолжила допытываться Ольга, заглядывая Ашу в равнодушное, будто он морковку полоть ходил, а не с кем-то опасным биться, лицо.

— Очень, милое дитя, — согласился Коренус, вновь поднимая на плечо мешок, снятый на время устранения инфернального препятствия. — Морловагу иначе прелестной прядильщицей именуют, и пока близко не подберется, мужчинам она не заметна. Касание ее обездвиживает человека и передает в полную власть твари, а девушку, коль приглянется, может с собой несколько дней водить, пока жертва не упадет без сил.

— Она кровь пьет? — попробовала догадаться девушка.

— Упаси Семеро! — первым ужаснулся дикому предположению магистр. — Прядильщица забирает все нити, которые есть у жертвы, и из них собирает себе тело и платье. После ее нападения мы остались бы обнаженными, как в первый миг явления из материнской утробы, и долее суток стояли бы, не в силах двинуться.

Оля представила голую компанию, засмущалась и против воли заулыбалась, все-таки реальность оказалась куда комичнее зловещих ожиданий. Монстром — похитителем тряпок, особенно выглядевшим как прядильщица, застращать дитя урбомира, насмотревшееся в свое время фильмов про вампиров и оборотней, было сложно.

— Опаснее морловаги только гарвалога, та до волос охотница. Из них одежды себе плетет, — расщедрился на бонусное объяснение Аш, трогаясь в путь.

— Вырывает? — ужаснулась Оля рассказу о потусторонних методах депиляции.

— Нет, у гарвалоги ногти, как серпы, срезает под корень, — отозвался сейфар, и девушка снова начала улыбаться. Все эти ужасные ужасы Фодажа теперь не казались ей по-настоящему страшными. Она хихикнула в ладошку и шутливо полюбопытствовала:

— А кто такие трясунцы, они обувь отбирают?